Шепчущий мрак - Филлис Уитни Страница 43

В горле у меня встал комок, и я вновь ощутила жжение в глазах.

— Что, если вы все не правы? — крикнула я Гуннару. — Что, если она должна иметь свой шанс?

Он покачал головой:

— Ты знаешь, что это не так. Я разочаровался в тебе, Ли Холлинз. Я надеялся, что, узнав Лору поближе, ты изменишься, станешь более милосердной.

Я задохнулась от слез.

— Слишком много накопилось для того, чтобы прощать! — всхлипнула я. Пусть думает что угодно. Какое мне дело, что на уме у этого упрямого норвежца!

Оставив Мой крик души без внимания, он, как ни в чем не бывало, продолжил свой рассказ о достопримечательностях окрестностей, обращаясь ко мне спокойно и безразлично, как к туристке, с которой он только что познакомился.

А потом мы все вместе подошли к маленькой красного цвета хижине Гуннара. Крыша ее была покрыта толстым слоем снега, а с карнизов свисали длинные сосульки. Гуннар отпер дверь и, как только мы очутились внутри, тотчас принялся разжигать огонь в камине, где уже лежали заранее приготовленные поленья.

Хижина состояла из одной большой комнаты, обставленной по-деревенски непритязательно. По дощатому полу протянулась дорожка в зеленую и коричневую клетку. Посредине комнаты стояли грубо сработанный стол и несколько стульев, а вдоль одной из стен — лавки. Картина, висевшая над камином, сразу привлекла Мой Взгляд, и я поняла, что это работа Гуннара. На этот раз это был снежный пейзаж с красной хижиной, ярким пятном выделявшейся на фоне штормового неба.

— Ты всегда рисуешь бури? — спросила я Гуннара, занятого разведением огня.

Щепки занялись, и языки пламени весело побежали вверх по поленьям. Гуннар поставил на место каминную решетку и встал, отряхивая ладони.

— Наверное, я живу слишком размеренной жизнью, — отозвался он. — Норвежцы по натуре авантюристы, поэтому я стараюсь вдохнуть в свои картины дух борьбы и противостояния. В Норвегии постоянно приходится бороться со стихией.

— Это одна из моих любимых картин, Гуннар, — сказала Лора. — Так же, как и та, что ты подарил мне. Ли, тебе следует взглянуть на остальные его работы. Этот молодой человек зарыл свой талант в землю, как я — свой. Но никогда не поздно исправить положение.

Дони суетливо сновала по большой комнате, заглядывая во все углы и трогая то одно, то другое. Майлз тяжело опустился на один из стульев и молча наблюдал за Лорой. Она внезапно повернулась к нему:

— Дорогой, ты не возражаешь, если я с Гуннаром покатаюсь на лыжах? Это, вероятно, наша последняя возможность в этом сезоне. А вы трое можете погулять.

— Попробуем, — без особого энтузиазма откликнулся Майлз, и я заметила, как Лора окинула его обеспокоенным взглядом.

Меня как-то не очень устраивала Перспектива остаться в малоприятной компании братца и сестры, в то время как Гуннар с Лорой отправятся кататься на лыжах. Я решила, что одна поброжу по снегу. На открытом воздухе вдали от остальных я, возможно, смогу разобраться в своих расстроенных чувствах.

Лоре не терпелось встать на лыжи, и едва Гуннар успел дать нам наставления, как поддерживать огонь в камине, они вышли наружу, надели лыжи и заскользили по снегу, отталкиваясь палками.

За моей спиной Дони, устроившись поближе к камину, грела руки над потрескивающими поленьями, и отсветы пламени играли на ее обезьяньем личике. Она сидела, скрестив ноги по-турецки, и говорила с Майлзом, не поворачивая головы.

— Ты, конечно, понимаешь, что у Ли на уме? — спросила она брата, по обыкновению затевая очередную склоку.

Майлз лишь что-то пробурчал. Дони, очевидно, привыкла к подобной реакции на ее речи, а потому продолжала с легким ехидством, теперь уже адресуя их мне:

- Ты, конечно, умеешь втереться в доверие, а, Ли? Так потешь ее тщеславие! Лора все больше воспринимает тебя как свою дочь. Все сильнее чувствует к тебе расположение и доверяет тебе. А теперь, когда ты убедила ее, что она может вернуться в кино, Лора просто заобожала тебя. Это очень умно с твоей стороны, Ли. Твоя мать — состоятельная женщина. А, насколько я понимаю, Виктор Холлинз оставил своей семье очень мало из того, что заработал на романах. Лора не так непрактична. У нее есть и капиталовложения за границей, и деньги, которые Она хранит в швейцарских банках. А завещание всегда можно изменить, не правда ли, Майлз?

— Заткнись, Дони, — буркнул тот. Обернувшись, я уставилась на нее в изумлении и заметила злобный взгляд, который она метнула на своего брата. Дони вскочила на ноги и молча вышла из хижины.

Майлз поднялся и закрыл дверь, которую Дони не потрудилась за собою захлопнуть. Потом повернулся ко мне.

— Присаживайтесь, мисс Холлинз. Нам пора поговорить, — сказал он.

— Не думаю, что в этом есть смысл, — возразила я. — Вы мне с самого начала дали понять, что мое присутствие здесь нежелательно.

— А вам не кажется, что я был прав?

— Как вы можете так говорить? После нашей встречи в отеле я отправилась в Калфарет и видела, как вы и Ирена выводили Лору из дома. Она выглядела тяжело больной женщиной без надежд и воли, лишенной жизненной силы. А теперь она снова стала Лорой Уорт. Разве это не достижение? И разве это произошло не потому, что я очутилась здесь?

— Возможно, медленное восстановление сил на основе действительного улучшения здоровья, а не нервного возбуждения было бы безопаснее.

Он был врачом, и мне трудно было убедить его в том, что со здоровьем у Лоры все в порядке. Я могла выразить свое несогласие лишь молчанием и, ощутив на себе взгляд его светло-серых глаз, снова подивилась их странному свечению. Не дождавшись от меня ответа, Флетчер продолжил:

— Довольно трудно удостовериться в ваших истинных намерениях, мисс Холлинз. Я думаю, Дони преувеличивает — но кто знает, насколько? Вы вселили в Лору надежду на возвращение в Голливуд, и он закусила удила.

— У меня вырвалось это импульсивно, — возразила я. — А потом она уже просто не желала отступать.

— Мне бы хотелось верить, что у вас нет намерения заставить ее страдать, — сказал Майлз, и я поняла, что он не верит этому ни на грош. — Хуже, чем возвращение в Голливуд, ничего для нее не может быть.

— Почему? — напрямик спросила я. Серые глаза сверкнули.

— Помимо того очевидного факта, что ей слишком поздно заново начинать карьеру, существует иная опасность — там вспомнят старое дело об убийстве. Репортеры набросятся на нее, как стая волков.

— Опасность для кого? — спросила я, памятуя о слухах, что безупречное алиби Майлза было не таким уж безупречным, как считала полиция.

Он долго смотрел на меня тяжелым взглядом и молчал, потом вдруг выпалил:

— Как мне заставить вас уехать? Вы зарабатываете себе на жизнь литературным трудом. Сможет ли сумма, достаточная, чтобы вознаградить вас за потраченное время и усилия, ускорить ваш отъезд? Совершенно очевидно, что вы не питаете к Лоре нежных чувств, но, насколько я понимаю, хотели извлечь какую-то выгоду из этого интервью, и я бы охотно в пределах разумного…