В сладостном бреду - Айрис Джоансен Страница 44

Так есть?

Она оглянулась вокруг, а затем кивнула на маленькую темноволосую женщину, гуляющую по саду.

— Дейдра. Она не такая хорошенькая, как другие, но она очень своеобразная. Кажется, ей понравилось это, когда Николас брал ее к себе на ночь.

Он улыбнулся.

— Я так и думал, что ты должна знать. Ведь ты из тех, кто все видит, за всем любит наблюдать, не так ли?

— Что вы имеете в виду? — обеспокоенно спросила она.

— Только то, что ты вроде бы и в сторонке, но всегда наблюдаешь за всеми и учишься всему. Бедняжка Селин. Думаю, ты жаждешь настоящей жизни. Ты сидишь здесь, в этом коконе, делая стежок за стежком, и это наверняка сводит тебя с ума, поэтому ты стараешься узнать как можно больше обо всех.

Откуда он все это знает?

Он ответил на ее невысказанный вопрос:

— В твои годы я тоже был таким наблюдателем. Да я и до сих пор им остаюсь, если представляется возможность. — Он улыбнулся. — А ты даешь мне ее, Селин.

Нет, он совсем не похож на других. Он гораздо опаснее, потому что все замечает. Она вскочила на ноги.

— Я не хочу, чтобы вы следили за мной. Уходите.

— Я и не думал оскорбить тебя. На самом деле, я хочу тебя успокоить. — Он взглянул на Майю. — Но теперь не время. Мы поговорим позже. — И он направился к женщинам у фонтана.

Сказав несколько слов Дейдре, он взял ее за руку и повел к выходу из сада.

— Он говорил тебе ласковые слова, но он надеется приручить тебя, пока не заберет с собой, в свою страну, — сказала Майя, подходя сзади к девочке. — И тогда он испробует на тебе свой кнут.

— Он не выберет меня для работы в своем новом доме. Ты слышала, что он говорил Николасу? Он думает, что я принесу слишком много неприятностей и беспокойства.

— Но он нашел твою работу подходящей. Завтра он и Николас заключат сделку и тебя заберут. — Майя злобно улыбнулась. — Тебе лучше покориться и ехать с ним. Я знаю, ты ждешь, что она придет за тобой, но она никогда больше не вернется. Tea сейчас, наверное, превратилась в шлюху и скитается по улицам города.

— Замолчи.

— Как же она сможет тебя освободить?

Селин попыталась отгородиться от ее слов, закрыться от той боли, которую они вызвали.

— Она вообразила себя такой умной. Она считала себя лучше других.

— Она никогда не была недоброй к тебе. — Селин встретила взгляд ее глаз. — И она лучше тебя. Любая бездомная собака добрее тебя.

Пятна гнева выступили на толстых щеках Майи.

Селин знала, что ей лучше бы помолчать. Она заплатит за это завтра в рабочей комнате. Но ей стало все равно. Только так она могла избавиться от Майи.

Прозвучал гонг, возвещающий, что пришло время ложиться спать.

По гонгу они вставали, по гонгу — ели, по гонгу — шли на свои рабочие места. Временами она слышала этот гонг в ночных снах, он оглушал ее, душил…

Она прошла мимо Майи, что-то угрожающе пробормотавшей ей вслед, и спокойно двинулась к дому для женщин.

«Она никогда не придет за тобой».

Слова Майи сверлили мозг, когда она улеглась на свой соломенный тюфяк. Она ворочалась и не могла уснуть.

Tea придет, думала она в отчаянии. Tea любит ее. Она никогда не бросит ее одну.

Но мама тоже любила их и все же оставила одних. Ее руки держали Селин, а затем… разжались.

Но Tea другая. Она настолько сильная, насколько мама была слабой. Она не позволит Селин остаться здесь. Она обязательно придет за ней.

У нее защипало глаза, но она сдержала слезы. Она ни разу не плакала с тех пор, как умерла мама. Слезы ничего не могут изменить. Она слышала, как иногда по ночам рыдала мама, но это не помогало ей. Ее жизнь не становилась от этого легче. Она не смогла выжить. Мама…

Не надо думать ни о маме, ни о Tea. Иначе она не сможет вынести всю эту жизнь. Tea придет за ней, обязательно придет.

Но что, если Майя окажется права и молодой торговец выберет ее и теперь увезет с собой далеко от Константинополя?

Ее охватила паника. Майя не может быть права. Она должна быть здесь, когда Tea вернется за ней. Бог не может быть так жесток. Кадар бен Арнауд выберет кого-нибудь другого.

— Я же говорила тебе, — тихо сказала Майя, ее глазки упивались отчаянием и болью Селин, словно она вкушала сладчайший мед. — Ты всего лишь ребенок и рабыня. Ты ничего не сможешь поделать с этим. Наш хозяин сказал, что ты должна быть готова уехать отсюда завтра.

— Ты лжешь, — Селин постаралась, чтобы ее голос звучал ровнее. — Это неправда.

— Тебя продадут завтра вечером. Но Николас очень недоволен. Молодой петушок оказался более ловким торговцем, чем он надеялся. Они спорили весь день, но Николас не смог ничего из него выжать. — С этими словами Майя, переваливаясь, двинулась к другой группе женщин, чтобы поделиться новостями.

Селин опустилась на скамейку. Ее всю трясло от гнева и от страха. Она не могла уехать отсюда. Он не имел права лишать ее последней надежды на свободу.

— Ты ничего не сможешь поделать.

Возможно, Майя права и она слишком мала, чтобы бороться за себя в этом мире взрослых, которых ничего не волнует, кроме золота.

Tea, помоги мне!

Но Tea нет здесь, и она не ребенок. Она перестала им быть в ночь, когда умерла мама.

Она может сама побеспокоиться о себе.

— Она убежала? — повторил Кадар.

— Но я уверен, мы ее найдем, — быстро сказал Николас. — Она всего лишь ребенок. Ну куда она могла пойти? Нет никакого сомнения, что, проголодавшись, она вернется.

Нет, даже если она будет умирать от голода, подумал мрачно Кадар. Господи, ну почему он не зашел к ней прошлым вечером, когда сделка завершилась? Но, с другой стороны, что хорошего могло бы из этого выйти, если он не мог поговорить с ней, чтобы их не подслушала эта жуткая баба, постоянно вертевшаяся рядом.

— Когда она сбежала?

— Этой ночью. — Николас нахмурился. — Видимо, она взобралась по садовой стене. Никто из стражи ее не видел.

Значит, у нее в запасе оказалось несколько часов, чтобы спрятаться где-то в городе.

— Она выросла под моей крышей и ничего не знает о том, что творится за стенами дома. Доверьтесь мне, она прибежит назад через несколько дней. — Николас помолчал. — Но вы понимаете, что сделка есть сделка. Она теперь — ваша собственность. Я за нее не отвечаю.

— Вы хотите сказать, что не вернете мне мое золото?

Николас постарался ответить уклончиво.

— Она больше не принадлежит мне.