Amore mio, Юля Котова - Юлия Устинова Страница 44

— Что делаю? — рассеянно спросила.

— Заставляешь меня совершать глупости, — с улыбкой пояснил парень.

Отлично, мы оба это обожали.

— Обращайся, Бредин. Со мной не заскучаешь.

— Я люблю тебя, — заявил парень. У меня возникло чувство, что он получает удовольствие, когда говорит это.

Может, и мне попробовать?.. Да ну нет!

— Ещё бы, — уклончиво ответила.

— Ладно. Все равно я дождусь этих слов.

— Да, конечно! Прежде отрасти бороду… как у… как у Карла Маркса, — я снова брякнула то, что первым пришло мне в голову.

— Подожди! — Бредин поднялся и сел, покатываясь по смеху. — Мне все-таки следует выпить, там внизу осталось вино. На трезвый ум пока трудно понять, каким образом создатель «Капитала» связан с твоим признанием. Да и пора отметить наш первый день в статусе официальных отношений.

Он пристально смотрел на меня, и я знала, о чем он думал. Я тоже села и, разглаживая ладонью простыню, ответила:

— Я не могу за это пить.

Парень накрыл мою руку своей и переплел наши пальцы.

— Почему? — спросил он.

— Сначала мне нужно разобраться с другими официальными отношениями.

— Проще простого. Завтра я позвоню ему, — решительно сказал Бредин. — Нашла, о чем думать.

— Нет. Так нельзя. Вет не заслуживает того, чтобы узнать об этом таким образом. Я вернусь, и сама ему все объясню. Это будет правильно.

Парень склонился и легко коснулся моих губ.

— Я и не ожидал от тебя другого.

— Я настолько предсказуема? Теряю хватку.

Бредин перехватил руку, на которую я отпиралась, и осторожно положил меня на спину.

— Я снова хочу тебя, — произнес он, целуя в шею. Его губы и язык двигались все ниже и ниже, пока не остановились на груди.

— Кто-то дорвался до сладкого? — с улыбкой заметила, ощутив вокруг соска зубы парня. Лизнув его, Бредин поднял голову и позабавил меня своей блаженной улыбкой.

— Ты и правда… сладкая.

Прикрыв глаза, он провел языком по своим губам, в то время как его пальцы поглаживали меня между ног. И этого оказалось больше, чем достаточно, чтобы я позволила ему попробовать себя снова…

— Просыпайся, засоня.

Ощутив как по моему телу снова шарят брединские руки, я хотела послать их хозяина куда подальше, пока не вспомнила, где мы находимся.

У любого гостеприимства, включая итальянское, имелись свои пределы.

— Который час? — простонала я, перевернувшись на спину, и потянулась.

Неприятные ощущения в мышцах икр напоминали о недавнем подъёме на башню Азинелли, а истома во всем теле — о прошедшей ночи.

— Почти десять. — Бредин провел ладонью между грудей и устроил ее на талии. — Ты такая теплая и уютная спросонья. — Он уткнулся лицом мне за ухо и жадно втянул воздух.

— У меня нет сил подняться. Ты меня замучили, Бредин. И какого хрена ты выглядишь таким бодрым? — не изменяя своим принципам, я наехала на парня с самого утра, чтобы тот не расслаблялся так быстро.

— А я отлично выспался, — он довольно улыбнулся. — Никогда так хорошо не спал. Зато умираю от голода, идём приготовим завтрак.

Парень наклонился и стал целовать шею, ключицы и плечи. Прикрыв глаза, я ощущала на коже его теплое дыхание и язык и снова стала забывать, где нахожусь. Бредин, не прекращая целовать, дразняще гладил внутреннюю поверхность бедра, вынуждая меня отводить его в сторону. Для того, кто ещё вчера был девственником, он казался слишком наглым и ненасытным. Да я и сама не лучше.

— А как же завтрак? — спросила, ощутив, как его пальцы коснулись лона. Внутри появился приятный трепет и нетерпение. Я повернулась набок и потерлась о ладонь парня, понимая, что мой вопрос не имеет смысла. Несмотря на усталость и приятную ломоту во всем теле я совсем не возражала против его невербальных намеков.

После всего, наплевав на правила хорошего тона, мы даже умудрились вздремнуть и спустились вниз только в начале двенадцатого. На кухне в гордом одиночестве сидела Дарья и пила… красное вино.

— Доброе утро, — бодро произнес Бредин направляясь к плите.

— Доброе, — процедила брюнетка, проводив того заинтересованным взглядом.

Я уселась в противоположном конце стола и, просканировав бутылку, обнаружила, что наша «я буду только воду без газа» оприходовала уже больше половины.

— А где… все? — спросил Бредин. Он стоял спиной к нам и по-хозяйски распахивал дверцы навесных шкафов.

— Марчелло повел Жанну на прогулку. — Дарья подняла бокал и залпом осушила его содержимое. — А я скоро сопьюсь, — заявила она и загадочно улыбнулась, встретившись со мной взглядом. — Вы мне всю ночь спать не давали. Тут такая слышимость!

— Ам… извините, — промычала я, ощущая, как стали нагреваться щеки.

Бредин уже раскручивал гейзерную кофеварку и нарочно обернулся, чтобы насладиться выражением моего лица.

— Выпьешь со мной? — предложила Дарья, изогнув бровь. Откинувшись на спинку стула, она обхватила высокий хвост и пропустила волосы сквозь кулак.

— Пить? Так рано? — я с недоумением смотрела на неё.

— В Челябинске почти вечер, — заявила она и повернулась к парню со словами: — Рома, дай, пожалуйста, ещё один бокал.

Тот безошибочно открыл нужный шкаф и подцепил длинными пальцами пузатый бокал на тонкой ножке, а затем решил подработать официантом.

— Бредин, какого хрена? — возмутилась я, наблюдая, как бокал заполняет рубиновая жидкость.

— Даша дело говорит, нельзя бросать так резко. — Меня снова внутренне скукожило от его панибратского общения с этой аспиранткой. — В прежние времена в Европе употребляли вино все независимо от сословия и возраста, — читая лекцию о европейских нравах, он наполнил пустой бокал и долил вино «Даше». — Сейчас я вам чего-нибудь приготовлю на закуску.

— Какой заботливый, — сказала Дарья, наблюдая, как Бредин шарит в холодильнике профессора. — Но… — она многозначительно смотрела на меня, — судя по тому, что я слышала ночью, это не главное его достоинство.

Бредин за спиной брюнетки самодовольно улыбнулся, захлопывая бедром дверцу холодильника. А вот мне стало совсем не весело.

Что, блин, за разговоры такие с утра пораньше?! Ладно, не с утра… Но какого хрена она себе позволяет?

— Не надо завидовать, — сказала я прежде, чем сделать глоток вина.

— Ты просишь невозможного, — невозмутимо произнесла Дарья. — У меня больше двух месяцев никого не было.

Я закашляла, подавившись вином, а у Бредина что-то упало на пол. Это был хлебный нож. Качая головой, он нагнулся и поднял его.