Santa Рома - Ольга Горышина Страница 44

— В машине тепло. Забыла?

Не забыла, просто не привыкла. Он распахнул входную дверь, придержав ногой Пса, чтобы не убежал, а потом открыл пассажирскую дверь своей машины.

— Спасибо.

Соня первым делом стащила с головы шапку, которую успело за минуту хорошенько присыпать снегом. Рома очистил лобовое стекло и открыл ворота.

— Ты за Тихона не нервничай, — бросил уже за воротами, хотя понимал, что скорее всего она нервничает за себя сейчас и заранее стесняется отца. — И за папу тоже. Женька со всем справится.

Она кивнула — ну, как и ожидалось, говорить Соня не собиралась.

— Хочешь музыку?

Пожала в ответ плечами, и он включил радио, только очень тихо.

— Соня, все так плохо было, да? — выдержал Рома всего одну песню.

— Все было хорошо. Просто… Ну… — она теребила полы расстегнутой куртки.

Его собственная лежала на заднем сиденье, а ей раздеться он забыл предложить.

— Остановить? Снимешь куртку?

Остановились, сняла. И не стала договаривать фразу — дурак, сам же ее перебил.

— Что не так было? — задал наводящий вопрос.

— Да все хорошо… Просто мы один день знакомы…

— Уже полтора как бы… И что?

— Ну… Посторонние люди. Я не Тихон, мне это… Ну…

— Ты же с людьми работаешь?

— Это другое…

Да, все другое. Девушка другая. Собственно он и без родственников всегда чувствовал, что Агате в нем чего-то не хватает и пытался соответствовать ее запросам, как мог. А тут? Чего-то не хватало в Соне, а в нем был перебор. Да существует ли гармония вообще? Родители тоже как бы не выглядели для сына единым целым, но ведь прожили как-то вместе столько лет.

— Ну раз это другое, то и у меня другое… Мне тоже тяжело предлагать такое постороннему человеку, но…

Он сделал паузу нарочно, а вот подмигнул так — случайно, ему просто нравилось, как Соня краснела, точно на морозе. Впрочем, может, дело в печке, работает слишком сильно, а совсем не потому, что в его словах девичьим умом угадывались непростительные намеки.

— Агата оставила много вещей. Некоторые совершенно новые. Мне хотелось бы от них поскорее избавиться. Тебе не предлагаю, но, может, подружки твои что-то себе присмотрят? Я, честно говоря, все уже собрал. Можно сейчас через меня проехать — и закинем все к тебе, и ты пригласишь в гости подружек на рождественские посиделки, идет?

Она просто кивнула.

— Если тебе моя просьба неприятна, так и скажи. Просто мне действительно не хочется нести все это на помойку. Бомжи, конечно, сразу все разберут, хотя на них ничего из шмоток не налезет… Но набить матрас тряпками можно… Извини, если глупая шутка, — Рома даже кашлянул, почувствовав себя самым настоящим идиотом.

— Ничего страшного. Вещи действительно не надо выбрасывать. И бомжи не носят Праду…

— Ну, Прады там нет. Но Гуччи что-то было. Ну я серьезно… Сонь, извини, я ляпую глупость за глупостью. Я тоже редко так близко с незнакомыми людьми общаюсь.

— А как же заказчики? — Соня явно решила подколоть его в отместку за шмоточный разговор.

— Ну, так это ж по работе. А тут личная просьба. Чем быстрее я избавлюсь от вещей Агаты, тем быстрее начну улыбаться не через силу.

— А сейчас через силу? — спросила она довольно серьезным тоном.

— Когда тебе — нет, а вот Женьке — да.

— А Тихону? — не проглотила Соня такой его ответ.

— А мне с ним очень понравилось играть. Не знаю, будь у меня такой двадцать четыре часа в сутки, я, возможно, и взвыл бы, а тут… Кульно, правда… Так едем ко мне или нет?

— Едем. Нельзя же бомжей расстраивать не безразмерными кофтами…

А у нее есть чувство юмора. Периодически отмерзает.

Как и окно, если правильно настроить обдув стекла. Снова замолчали. Подобрать нейтральную тему для разговора все никак не получалось. Рома понимал, заговорит о помощи с ремонтом ванной, сразу огребет. А если про Тихона? Ну что тут скажешь — уже обмусолили все, что только можно. Тогда можно прибавить скорость! Но и это нельзя — пробка. Ничего, получается, нельзя.

— Ты два дня работаешь? — спросил, решив прощупать, насколько промерзло болотце негатива, льющееся из Сони.

— Я же ответила уже — да.

— Можно сделать один? Тогда Тихон поживет у нас на даче на два дня дольше. Ну чего его в город тащить? Или оставь его нам без надзора?

— Тебе? Там Женя им будет заниматься. Хорошо тебе за другого человека решать! И вообще, чего он тебе сдался? Какое тебе вообще дело, как мы живем? Ну сыграл Деда Мороза, ну хватит. Новый год не вечен.

— Еще есть старый…

— У меня праздники закончились. Впереди обычные будни.

— То есть из вредности хочешь, чтобы и у брата праздники закончились?

— Рома, ты просто не понимаешь, о чем говоришь!

— Договорись, чтобы тебя подменили послезавтра — еще один день на даче проведем, тогда будет, о чем говорить… С Женей.

— Ей это зачем?

— Да не знаю… Я вообще не знаю, как она живет. У меня чувство, что она личную жизнь на меня променяла. Вернее, отрабатывала содержание, которое ей брат платил. Она могла найти себе нормальную пару, но ей не дали такой возможности, превратив в мать-одиночку. Вот и с тобой такое сделали — вы, как два сапога — пара. Это неправильно.

— А как правильно? — завелась Соня, и Рома обрадовался, что смотрит на дорогу и не видит ее горящих гневом глаз.

— Не знаю. Нужно помогать людям. Нет? Твоему отцу нужна помощь — он не справляется. И не знаю, гордость это или бесхребетность…

— Не смей ничего говорить про моего отца! Ты ничего о нас не знаешь!

— Может, я вижу намного больше, чем ты? — говорил Рома твердо, точно вгрызался в сосульку. — Твой отец не ищет нормальную работу, потому что боится потерять эту? Потому что не верит в себя? Или потому что эти двадцать тысяч покорно приносишь ты?

— Я не хочу тебя слушать!

Он не видел, как она закрыла уши — боковое зрение подвело, но слух уловил тон на пару октав выше приемлемого для совместной поездке в авто.

— Хорошо, не буду больше. Но ты мои мысли уже знаешь. И желание помочь тоже.

— Как? — вопрос был задан Соней теперь очень тихо.

— Для этого для начала должно быть желание и согласие твоего отца. Тогда я могу говорить со своим. Знаешь, мужику не принести в дом пятьдесят штук, ну это нужно очень постараться… Или просто ничего не делать…

— Он постоянно работает!

— Какое это имеет значение… Ты тоже работаешь, но разве твое время стоит всего двадцать тысяч?