Древнее проклятие [= Грешный и влюбленный ] - Кристина Додд Страница 44

— Почему вы выпустили Ранда на улицу? — спросила она в ужасе.

— Да он захотел выйти.

— И вы ему не помешали? Ну, ладно. Понятно, что спорить с хозяином вы не можете. Но зачем же вы дверь за ним заперли?

— Он без помощи по лестнице спуститься не мог, а там на улице дух бродит, пугает. — Коул объяснял так, словно бы она тоже была таким духом, только материализовавшимся, сгустившимся до телесного облика.

Силван хотела поинтересоваться, каким это образом запор может преградить путь духу, но лакей уже распахнул перед ней дверь, так что ей не оставалось ничего иного, кроме как, проглотив свое раздражение, быстро сбежать по ступенькам.

Восток стремительно светлел. Ночное зверье должно было поторапливаться и срочно прятаться в свои норы, а те зверьки, что снуют поутру, должно быть, еще не приступили к обычной для себя повседневной деятельности. Ничто не двигалось. Ни дуновения, ни звука. Ранда нигде не было видно.

— Куда он мог двинуть? — пробормотала она про себя.

— Мисс? — Голос Коула звучал неуверенно.

Силван еще раз внимательно огляделась по сторонам.

— Мисс! — На этот раз Коул позвал ее очень настойчиво. — Я должен сказать вам. Я всякого насмотрелся. Я видел, как лорд Ранд бил окна и кричал, как дитя малое, но я никогда не видал его таким.., э…

— Говори!

— Угрюмым. Решительным. — Он поежился. — Он попросил у меня прощения — Прощения? — По всему ее телу пробежала судорога. Ох, Ранд, что это ты задумал? — Скорее!

Отбежав от лестницы, она поспешила на ту изъезженную, избитую колею, по которой катила кресло-коляску в первый день своего приезда. Ранд, должно быть, пошел на тот утес, куда они тогда взобрались вместе.

Она вспомнила заверения Гарта, что Ранд не причинит себе вреда, что он не способен на это, что Ранд слишком отважен, слишком силен, слишком горд. Но Гард не замечал, сколь глубоко отчаяние Ранда, как он суров к самому себе.

Ранд поверил, что это он, как сомнамбула, бродит по окрестностям и нападает исподтишка на деревенских женщин.

Те самые качества, которые внушали Гарту уверенность в невозможности трагического исхода, теперь властно требовали от Ранда поступить именно таким образом, толкали его на этот пагубный путь. Но эти же самые качества внушали Силван веру в невиновность Ранда.

Добравшись до вершины утеса, она не заметила никаких признаков того, что Ранд где-то рядом. Волны внизу бились о берег, и ее сердце оборвалось.

— Ранд, — прошептала она. — Прошу тебя, подожди, дождись меня.., не смей… — Устремившись к обрыву, она задержалась на первом уступе и остановилась. Был ли он тут и не отсюда ли он метнул себя вниз? Но на влажной земле остались бы следы. Нет, это не то место.

От ветра с моря кружилась голова, легкий бриз касался ее разгоряченного лица. Может, Ранд в Буковую ложбину двинулся? Это, конечно, дальше, добираться туда труднее, но, быть может, ему нравилось то место, где утихала его боль, отступало отчаяние, где он на какое-то время забывал о своем долге — а долг он видел в подведении черты. Под своей жизнью.

Силван быстро дошагала до развилки, откуда одна из тропок вела в Буковую ложбину. Все тело у нее болело. Воздуха не хватало. А солнце поднялось уже достаточно высоко. С каждым мигом становилось все светлее и светлее. Запыхавшись, она преодолела последний пологий подъем перед ложбиной и увидела след — след от колес его кресла-коляски на росистой траве.

Он тут был. Он двигался по этой дороге. Давно ли?

Собрав все свои силы, Силван взобралась на вершину холма. Ага, вот он. Кресло на колесах как памятник возвышалось на вершине утеса — самой высокой точке, с которой начинался спуск к океану. Ранд сидел к ней боком, и Силван были видны только его черные спутанные волосы и бледное лицо. Он пристально вглядывался в горизонт, будто видел там вечность.

Силван крикнула, но тот самый бриз, который отбросил волосы Ранда с его лица, отшвырнул ее голос в небытие. Он положил ладони на колеса своего кресла. Она завопила и замахала руками. Он дал толчок движению своего экипажа. Она стрелой сбежала с холма. Кресло на колесах накренилось вперед. Вжимаясь в него. Ранд умело менял положение центра тяжести, управляя своим движением под уклон. Словно то, чем он сейчас занимался, было просто спортом, а он — мастером. Тяжело дыша, Силван кинулась наперерез. Стебли травы, примятые колесами его каталки, медленно пытались подняться, а Ранд быстро приближался к обрыву. Он что-то кричал, и эти дикие звуки добавили ей силы. Она прыгнула на него откуда-то сбоку, вся тяжесть ее тела обрушилась на набиравшее скорость кресло. Ранд вылетел со своего сиденья, и они вдвоем одновременно больно ударились о землю.

Все замерло.

Все звуки — треск его кресла-коляски, топот ее ног, его крики, ее прерывистое дыхание, свист ветра — стихли. Его пугающая мрачность, ее сумасбродная лихость кончились вкусом травы и шлепком в грязь. Открыв глаза, Силван увидала прямо перед собой буро-зеленые стебельки каких-то растений, спиной она ощутила вздымающуюся грудь Ранда — тот хватал воздух ртом. Не больно ли ему? Уж не покалечила ли она его в своих отчаянных попытках?

Она оттолкнулась от земли руками, стараясь подняться, но что-то сильно придавило ее тело к его груди.

Его рука. Словно стальное лезвие вонзилось в ее спину.

— Будь вы неладны, Силван Майлз. — Его голос проскрежетал мукой бессильной злобы. — да знаете ли вы, что вы наделали?

— Знаю. — Она попробовала было отползти, но он ее не выпускал. Тогда она ухитрилась повернуть голову и увидела лицо Ранда. Ярость сузила его зрачки, а губы сжались в тоненькую ниточку. Но она упрямо повторила:

— Да, я знаю, что я сделала. Спасла жизнь хорошему человеку.

— Хорошему? Вы мою жизнь спасли. Значит, в самом деле поверил он в свою вину! И Силван выпалила:

— Да не делали вы этого.

Спиной она почувствовала, как вздымается и опадает его грудь.

— Что я не делал?

— На тех женщин не вы нападали.

Зрачки его глаз стали шире, заполняя голубизну радужных оболочек. Его ладони скользнули по ее горлу, и он обхватил пальцами ее шею.

— А как это я бы мог нападать на женщин в своем кресле на колесах?

Она почувствовала, как его пальцы сдавливают горло все сильнее, но отступать было уже поздно.

— Вы ходите во сне.

Смятение, ужас И Ярость мгновенно сменяли друг друга на его лице. — Кто вам сказал?

— Никто. Сама догадалась.

— Вы что, видели.

— Не вас. Грязь в вашей постели. Ладонь на ее горле вздрогнула.

— И всем, конечно, разболтали про свое открытие?

Силван вдруг невероятно разозлилась:

— Да за кого вы меня принимаете?