В плену страстей - Ферн Майклз Страница 44

Калеб был ошеломлен, увидев на квартердеке две мечущиеся фигуры. Что, черт возьми, происходит? Он старался рассмотреть, есть ли на палубе его люди, но все матросы находились на своих местах. Калеб не мог бросить штурвал, поэтому лишь наблюдал за ужасающей сценой. В его ушах звенели призывные крики Рэн, и впервые в своей жизни Калеб почувствовал себя беспомощным. Сердце колотилось в груди со страшной силой от тревоги за Рэн.

Баском выпустил из рук кричащую девушку, когда на них обрушилась ледяная волна. Рэн удалось ухватиться за бочку с водой, которая стояла рядом с тяжелым ящиком со снастями. Она изловчилась вклиниться между ними и попутно закрепить петлей толстые канаты вокруг запястий.

Баском выкрикивал молитвы Богу, слова которых казались непристойными для притупившегося сознания Рэн.

В ярком свете вспыхивающих молний Калеб увидел приближающуюся волну и закричал от бессилия. Рэн смоет за борт!

А дождь все хлестал колючими струями, словно пытался искрошить все встречающееся на пути.

Калеб редко обращался к Богу, но сейчас он молился: «Прошу Тебя, спаси ее! Ты должен услышать мою просьбу, ведь я прошу не за себя!»

Рэн увидела волну одновременно с Калебом. Придется держаться. Девушка втискивалась в щель между бочкой и ящиком для снастей до тех пор, пока грубое дерево не вонзилось ей в ребра. Это было единственным, что она сейчас могла сделать, остальное – в руках божьих. Рэн крепко зажмурилась, поэтому не заметила, что Баском ушел с квартердека и исчез из поля зрения за пеленой дождя.

Калеб беспомощно наблюдал со своего поста у штурвала за всем происходящим. Он видел, как отбросило волной Баскома. Если бы Рэн только смогла продержаться и не ослабить хватку, то, может быть, и уцелела бы… От напряжения у Калеба застучало в голове.

Корабль бросало на гигантских волнах, как щепку; мачты стонали под напором ветра. «Сирена» то балансировала на гребнях головокружительной высоты, то проваливалась в бездну.

Шторм продолжался уже несколько часов. Калеб не мог видеть Рэн в ее укрытии, не знал, жива ли она. Как он сумеет объяснить Сирене и Ригану, что допустил, чтобы Рэн смыло за борт? Они никогда не простят его. Особенно Риган, который любит Рэн так, будто она его плоть и кровь. Риган будет укоряюще смотреть агатовыми глазами… Риган никогда не простит его.

Калеба охватило сознание потери, какое он не испытывал ранее. Рэн… Как отчетливо помнил он ощущение ее теплого стройного тела в своих объятиях! Даже тогда он понял, что хотел бы узнать ее ближе, как мужчина узнает женщину, как Риган знал Сирену.

Калеб чувствовал себя ужасно. Он буквально валился с ног от усталости. Шторму не было видно конца. Как долго он сможет терпеть эти муки? Огромным усилием воли Калеб поднял голову. Грудь, налегающая на штурвал, горела огнем. Калеб знал, что когда он отнимет руки от штурвала, то кожа на них будет стерта до крови. Он мог вынести физическую боль, но душевная рана останется на всю жизнь. Мысль о том, что тело Рэн швыряет в безжалостном океане, была невыносима. И вдруг Калеб понял, что отдал бы жизнь, чтобы спасти Рэн. Он едва знал эту девушку, но каким-то образом его всегда тянуло к ней, с того самого момента, когда они впервые встретились.

Калеб приехал навестить Сирену и находился в библиотеке ее лондонского дома, когда фрау Хольц вошла с очаровательной маленькой девочкой, одетой во все розовое. Впервые он услышал ее имя из уст Сирены.

– Иди сюда, Рэн. Я хочу тебя кое с кем познакомить. Калеб приехал с Островов Пряностей, он сын господина ван дер Риса.

Рэн рассматривала его, позабыв о новом платье, которое хотела продемонстрировать Сирене. Она медленно подошла к Калебу и тихо спросила детским голоском:

– Ты знаешь Морскую Сирену? Золотисто-коричневые глаза девочки светились изнутри, как язычки свечи.

Калеб рассмеялся, сверкнув крепкими белыми зубами.

– О, я хорошо знаю эту историю. Морская Сирена была прекрасной леди, – он шагнул к девочке и опустился на колено. – Думаю, она была почти такой же красивой, как ты, – он взял ручку Рэн и поднес к губам, а смеющиеся глаза спокойно смотрели на ребенка.

Когда Рэн заговорила, ее тихие слова удивили и фрау Хольц, и Сирену.

– Надеюсь, мужчина, которого любила Морская Сирена, был похож на тебя.

Калеб оторопел на миг, а потом прошептал:

– Я тоже надеюсь. Я бы очень гордился, если бы такая женщина, как Морская Сирена, полюбила меня.

Рэн понимающе улыбнулась.

– Когда я вырасту, то стану такой же, как Морская Сирена. Тогда я смогу… – она задумалась на мгновение. – Ты подождешь меня, пока я вырасту?

Подождешь меня… подождешь меня…

Слова, сказанные маленькой девочкой, по силе были, скорее, словами молодой женщины, и они снова и снова эхом отдавались в голове Калеба.

Подожди меня… подожди меня… Эта короткая фраза напоминала песню сирен, зазывающих моряков в море…

Шторм бушевал в течение двенадцати часов, с яростью обрушиваясь на «Морскую Сирену». Калеб уже давно висел на штурвале полуживой, но занемевшие руки продолжали вести корабль сквозь огромные водяные валы и проливной дождь.

За час до рассвета буря стихла, и океан успокоился. Питер, первый помощник капитана, и Харкин, второй помощник, отвязали Калеба от штурвала и унесли в каюту. Позвали Фаррингтона. Он посмотрел на Калеба со страхом и жалостью и немедленно принялся за работу. Мало ли что он когда-то говорил или делал, но старик любил Калеба как родного сына. Он бережно обработал раны Кэла и сел у его постели.

Харкин вновь появился в каюте капитана – с безжизненным телом Рэн на руках. Фаррингтон в изумлении приподнял седые брови. Второй помощник осторожно опустил девушку на другую койку и мрачно изрек:

– Не знаю, жива ли она. Я нашел ее висящей на ящике со снастями. У нее вывихнуто плечо, надо его вправить. Я видел, как это делают, но никогда не пробовал сам. А этот священник, целый и невредимый, молится на палубе за наши души. Он говорит, что все мы направляемся прямо в ад и только он сможет вырвать нас из когтей дьявола. Мне нужно чье-то разрешение выбросить его за борт, пока капитан без сознания.

Фаррингтон махнул Харкину, чтобы тот замолчал, а сам не спускал глаз с Рэн. Он всматривался в ее бледное лицо и обнаружил, что корсаж ее платья разорван и обнажает глубокие красные ссадины. Харкин был прав: девушка была скорее мертва, чем жива, дышала она быстро и хрипло. Но если необходимо вправить ей плечо, то сейчас самое подходящее время, пока она не знает, что с ней произошло, и ничего не чувствует.

– Харкин, подойди сюда и помоги мне. Если ты не справишься, позови кого-нибудь другого. Я буду держать ей шею и плечо, а ты вправляй руку. Старайся как следует, парень, за все ответишь перед капитаном.

Голос Обри звучал грубовато, в нем не было и намека на жалость, которую он испытывал к Рэн. Его познания в медицине были очень ограниченными, и обычно он полагался на общеизвестные средства: теплые одеяла, горячий чай, перевязку ран и нежный, заботливый уход.