Ангелочек - Мари-Бернадетт Дюпюи Страница 44

Молодость, жаждущая радости и беспечности, плохо сочеталась с глубокой печалью, терзавшей Анжелину.

— Анжелина! — раздался знакомый голос.

Из-за угла показалась Октавия с корзинкой в руках. Улыбающаяся служанка приветливо закивала головой.

— Погоди, не убегай. Я несу тебе яблоки. У нас их слишком много. Мадемуазель подумала, что это доставит тебе удовольствие, А еще она хочет видеть тебя. И как можно скорее. Речь пойдет о бархатном платье на осень. Ты же знаешь, она такая нетерпеливая!

Анжелина подумала, что это отвлечет ее от грустных мыслей.

— В таком случае я предупрежу папу и сразу же приду. Спасибо за яблоки, они чудесные.

— И вкусные. Ты можешь сварить из них компот, они хорошо развариваются, — посоветовала Октавия. — До скорого!

Через полчаса Анжелина уже входила в дом Жерсанды де Беснак, которую не видела целую неделю. Старая дама встретила ее, поджав губы.

— Здравствуй, малышка, — сухо сказала Жерсанда.

— Здравствуйте. Большое спасибо за яблоки. Мой отец очень доволен, — ответила Анжелина, немного обеспокоенная серьезностью старой дамы.

Жерсанда была еще в ночном чепце с кружевами и голубом атласном пеньюаре.

— Вы не заболели? — с тревогой спросила молодая женщина.

— Нет. Хочу заметить, что ты редко приходишь ко мне так рано. Я одеваюсь к одиннадцати часам.

— Но Октавия сказала, что я должна немедленно прийти!

— Знаю. Мне надо поговорить с тобой, Анжелина. Дело не терпит отлагательств. Я очень рассержена.

— На кого?

— Сама догадайся! — воскликнула старая дама. — На тебя! Сейчас ты выслушаешь меня, а потом скажешь всю правду. И не делай такое лицо! Ты не в суде!

Никогда прежде Жерсанда не говорила с Анжелиной столь холодно. Молодая женщина напряженно всматривалась в лицо старой дамы, пытаясь понять, что могло так рассердить ее.

— Чем я вам не угодила? — тихо спросила Анжелина, едва сдерживая слезы. — Если я утратила право на вашу дружбу, мне здесь больше нечего делать. Каждый раз, когда я приходила сюда, у меня создавалось впечатление, что я попала в тихую гавань, пристанище покоя и красоты. Я вам многим обязана…

— Ты мне ничем не обязана, — оборвала Анжелину Жерсанда де Беснак. — В этом краю я умерла бы от скуки, если бы не взяла тебя под свое крыло. В течение многих лет ты была для меня солнечным лучиком. Но сейчас я очень огорчена. Анжелина, будь со мной честной! Почему ты каждый месяц ездишь в Бьер? Да еще в дилижансе!

Анжелина сначала покраснела, потом побледнела. Объятая ужасом, она старалась не встретиться с проницательным взглядом старой дамы.

— Ты можешь сказать, что это меня не касается, и будешь права. — Жерсанда немного смягчилась. — Об этом я совершенно случайно узнала позавчера из разговора с братом пастора, когда выходила из храма. Этот почтенный старый господин часто ездит в Масса, где живет его родственница. Разумеется, он ездит в дилижансе. Когда он стал мне рассказывать об очаровательной молодой женщине с фиалковыми глазами и роскошными рыжими волосами, с которой ему доводилось несколько раз путешествовать вместе, я сразу поняла, что это ты. Анжелина, ты же знаешь, какая я любопытная! Меня интересует все, что касается тебя. Ты всегда была со мной откровенной. Вспомни, этой зимой, на Богоявление, ты поведала мне о встрече с Розеттой и родах ее старшей сестры с трагическим концом; на следующий день после Пасхи ты подробно рассказала мне о том, как ездила в Сен-Годан с отцом, которому нужно было купить кожу. Ах! Я забыла… В мае я удостоилась чести услышать рассказ о свадьбе твоей кузины Леа. Так вот, я рассердилась, узнав, что ты довольно часто ездишь в Бьер, а мне об этом не рассказывала. Я хочу знать правду, детка!

Испуганная Анжелина не решалась поднять голову. Она слышала только слова, не замечая нюансов интонации Жерсанды. Ей опять надо лгать, придумывать какую-нибудь историю… У Анжелины на это больше не было сил.

— Там живет твой возлюбленный? — продолжала старая дама. — Но… Да что с тобой?

Анжелина, вцепившись руками в колени, дрожала, словно готовилась к исповеди. Но вдруг, несколько раз судорожно вдохнув воздух, она громко разрыдалась.

— Мне нечего вам сказать! — сквозь рыдания проговорила она и встала. — Думайте что хотите.

— Анжелина, не уходи! — закричала Жерсанда. — Октавия, скорее!

Служанка примчалась как раз вовремя, чтобы перехватить рыдающую беглянку. Но та неожиданно прижалась к Октавии и громко застонала, словно насмерть испуганный ребенок.

— Боже всемогущий! — запричитала хозяйка дома. — Малышка, мне очень жаль, если я тебя испугала! Ну, будет! Садись. Октавия, дай ей сердечные капли.

Анжелина позволила довести себя до кресла. Она никак не могла успокоиться и продолжала плакать и дрожать. Обе женщины смотрели на нее, не понимая, чем это могло быть вызвано.

— Неужели все так серьезно? — спросила наконец Жерсанда. — Что ты от меня скрываешь? Я думала, что ты доверяешь мне.

— Я отдала своего сына кормилице в Бьер, — на едином дыхании вымолвила молодая женщина. — Сына Гильема Лезажа. Он плод греха, живое доказательство моих заблуждений, моей наивности. Славный мальчик, родившийся вне закона, крещеный родниковой водой, появившийся на свет в пещере. Байстрюк! Вот! Вы довольны? Напрасно вы меня любили, напрасно уважали меня, напрасно делали подарки. Я недостойна всего этого и прошу простить меня. Я обманывала вас, как и своего бедного отца. Но я никому не принесу горя. Я уеду с моим малышом далеко, очень далеко…

Анжелина упорно смотрела в пол. Октавия застыла неподвижно, не осмеливаясь даже вздохнуть. Что касается Жерсанды де Беснак, то она, казалось, превратилась в статую с полуоткрытым ртом.

«Значит, я была права, — говорила себе старая дама. — Боже мой, я должна была раньше заставить ее сказать правду!»

— Посмотри на меня, сумасшедшая! — громко приказала Жерсанда. — Анжелина, еще осенью у меня появились сомнения. И виной тому твой внезапно изменившийся силуэт и трагическое выражение лица, когда я упомянула о девушке, брошенной этим проклятым Гильемом!

Служанка медленно пошла к двери.

— Полагаю, я здесь лишняя, — мягко сказала она. — Я оставлю вас.

— Не сейчас, Октавия. Ты должна услышать все, что будет сказано сейчас. Только вместо сердечных капель принеси нам кофе. Самое худшее позади. А ты, Анжелина, подними голову. Не мне тебя судить и уж тем более изгонять из своего сердца.

Жерсандой обуревали сильные чувства. Едва взглянув на старую даму, Анжелина поняла это.

— Мадемуазель, неужели вы не осуждаете меня за то, что я сделала? — прошептала Анжелина.

— Единственный, кто достоин осуждения, — рассердилась Жерсанда, — так это отец твоего ребенка. Как он осмелился украсть твою девственность, обещать жениться на тебе, а потом исчезнуть?! Могу представить себе, что ты пережила, узнав, что беременна. Тебе было страшно, стыдно. Ты корила себя за легкомыслие, но не теряла веры в того, кого любила.