Дикарь и леди - Виктория Дал Страница 45

— Миссис Уэллингсли, я хотел бы поговорить с вами на весьма деликатную тему.

Она на несколько секунд задумалась, потом кивнула:

— Что ж, понятно. Тема не только деликатная, но и неприятная, не так ли?

— Значит, вы знаете, почему я к вам приехал?

— Не имею понятия.

Пейшенс грациозно опустилась на кресло, и Джуд невольно подумал: «Похоже, она все делает с необычайной грацией».

Усевшись на стул напротив хозяйки, Джуд откашлялся и проговорил:

— Недавно на одном из вечеров я почувствовал, что вы хотели бы в чем-то признаться мне. Я не ошибся?

Пейшенс судорожно сглотнула и попыталась улыбнуться.

— Не могу представить, какое отношение это может и меть к вашему делу, мистер Бертран.

Она что-то скрывает? Или ему просто так кажется? Он плохо знал эту женщину, поэтому сейчас не мог ее раскусить. Решив, что ничего не потеряет, если скажет почти правду, Джуд заявил:

— Я недавно получил весьма встревожившее меня письмо. Анонимное письмо. И я хотел бы узнать, не вы ли его отправили.

— Я?.. — изумилась Пейшенс. — А что за письмо?

— Это письмо было отправлено с намерением испортить мои отношения с мисс Йорк.

— И вы полагаете, что я этого хотела?

— Но на том балу вы… выразили нежные чувства ко мне, если я не ошибаюсь.

Пейшенс замерла, словно окаменела. Глаза же ее, как показалось Джуду, увлажнились. Ему сделалось ужасно неловко, но все же он спросил:

— Так как же? Вы отправляли это письмо?

— Нет.

Хозяйка покачала головой.

Джуд молча кивнул, а Пейшенс вновь заговорила:

— Видите ли, там, на балу, я не имела в виду вас. То есть я хочу сказать… — Теперь она ужасно нервничала. — Понимаете, я вообразила, что влюблена в вас. Просто вообразила, вот и все.

Джуд еще больше смутился. Более того, он почему-то почувствовал себя виноватым.

— Поверьте, Пейшенс, я…

— Не надо ничего объяснять, — перебила она. — Так вот, после того как мы с вами поговорили, я поняла, что необоснованно приписала вам… какую-то привязанность ко мне. Видите ли, я ужасно одинока, мистер Бертран. А вы — очень привлекательный мужчина. И в вас есть нечто такое…

Она вздохнула и умолкла, потупившись.

А Джуд понял, что краснеет, и ничего не мог с этим поделать.

Немного помолчав, Пейшенс вновь заговорила:

— Я была вами очарована, мистер Бертран. Настолько очарована, что даже обратила взоры на Эйдана, пытаясь выяснить, не пробудит ли это у вас ревность.

Джуд вздрогнул и уставился на Пейшенс в изумлении.

А она, негромко засмеявшись, добавила:

— И знаете, он тоже весьма привлекательный мужчина.

Джуд кашлянул и пробормотал:

— Я не… Я очень сожалею.

Он в растерянности пожал плечами.

— Вам не нужно ничего мне объяснять, мистер Бертран. Я сорокалетняя вдова, но могу быть такой же наивной, как какая-нибудь девчонка. Однако я не настолько глупа, чтобы не понимать очевидного. Так вот, вы были правы. Если я и в самом деле хочу найти любовь, то мне следует отказаться от этих глупых увлечений. Наверняка и для меня кто-нибудь найдется. Возможно, это будет, мужчина, у которого уже есть дети, поэтому он не станет возражать, когда узнает, что я бездетная.

— Пейшенс, вы замечательная женщина, — сказал Джуд. — Таких, как вы, я редко встречал. Вас легко полюбить. Но неужели вы думаете, что я буду меньше любить Мариссу, если она не сможет иметь детей?

— Для вас это не имеет значения?

Джуд не хотел распространяться о своих чувствах к Мариссе, но ответить на вопрос хозяйки он мог без труда.

— Разумеется, для меня это не имеет ни малейшего значения. И если вы беспокоитесь из-за своей бездетности, то вы себя явно недооцениваете, Пейшенс.

— Неужели это действительно не имеет значения? — пролепетала она, и на глазах ее появились слезы. — Ах, мистер Бертран, я очень сожалею, что поставила вас в такое неловкое положение. Поверьте, я искренне желаю вам и мисс Йорк одного лишь счастья.

Джуд нисколько не сомневался в ее искренности. Да, он верил ей. Черт побери, у него просто не было причин ей не верить. Если бы Пейшенс действительно хотела стать между ним и Мариссой, она по крайней мере не стала бы признаваться ему в любви.

Признание вдовы вызвало у Джуда и чувство признательности, и смутное беспокойство, и он, попрощавшись с ней, покидал ее дом с тяжелым сердцем.

Пейшенс была не первой женщиной, признававшейся в необъяснимом влечении к нему. «В вас есть нечто такое…» кажется, именно так выразилась Пейшенс. Черт возьми, да ведь и Марисса сказала ему почти то же самое. Выходит, это самое «нечто» и привлекало к нему женщин, а он, Джуд, всегда принимал это как должное.

Не дойдя нескольких шагов до лошади, Джуд остановился, ошеломленный неожиданной мыслью.

Принимал как должное? То есть полагал, что это — его роль, его место в этом мире? Но если так, то кто же он, собственно, такой?

Вопрос был ужасно неприятный. И еще неприятнее было то, что он не мог на него ответить.

— Я уверен, что все завершится благополучно.

Марисса подняла голову от вышивания и увидела сидевшего рядом с ней Гарри. А она не заметила, как он сел сюда.

— Гарри, ты о чем?

— Джуд скоро вернется с доброй вестью, уж поверь мне.

— Почему ты в этом уверен? — спросила Марисса и тут же вздохнула.

Она совсем не была в этом уверена. Более того, она была уверена, что если Джуд и вернется, то ничего хорошего его возвращение не принесет. Во-первых, он заявит, что миссис Уэллингсли вовсе не шантажистка. А во-вторых, он обнаружит, что очень даже приятно находиться рядом с красивой женщиной, с той, которая по-настоящему его любит. Да и какой же мужчина отказался бы от такой женщины? Какой мужчина предпочтет глупую девчонку, постоянно чем-нибудь недовольную и оскорбляющую его?

Марисса заморгала, стараясь прогнать слезы.

— Спасибо, Гарри, — прошептала она.

— Знаешь, ты… Не обижайся, кузина, но ты не очень хорошо выглядишь. Может, ты заболела?

— Нет, не думаю. — Марисса покачала головой. — Просто я устала, наверное. И слишком волнуюсь, — добавила она со вздохом.

Гарри легонько прикоснулся к ее плечу:

— Поверь мне, кузина, ты не должна так беспокоиться. Мы убережем тебя от неприятностей.

— Спасибо, Гарри.

Марисса внимательно посмотрела на него, пытаясь представить, каков он как мужчина. Но кузен был абсолютно непроницаем — настоящий джентльмен, который не интересовался ничем, кроме лошадей, даже не имел никакой склонности к политике.