Полюбить Джоконду - Анастасия Соловьева Страница 45

— Ну, здравствуй. Опять не могу тебя найти. — Это оказалась Глинская. — Много интересного узнала. Но по телефону не хочу. Завтра-послезавтра приеду. Но знаешь? Я почти уверена, что скитания нашего Гришки с Лизой в конце концов завершатся здесь, в Питере.

— Они уже здесь.

— А ты?

— Тут же. Но я сейчас уезжаю.

— Ничего, успеешь. Ты должен мне обстоятельно все рассказать. Садись немедленно в метро, доезжай до станции «Черная речка». Там выйдешь и жди меня.

Когда я был уже в вестибюле метро, опять загудел сотовый, на дисплее светился губановский номер. Нервы у меня сдали, я отключил телефон.

На «Черной речке» я простоял на сыром ветру минут двадцать, мучаясь тягостными видениями: беснующийся у телефона Губанов и хмурый Макар. Наконец, явилась Глинская:

— Рассказывай.

Я кратко пересказал то немногое, что знал о Лизе с Гришкой.

— А у меня новостей больше… — Глинская двинулась от метро.

— Мне ехать надо.

— Куда?

— На работу. Переделывать.

— А как ты собираешься переделывать? Топором и долотом?

— Каким топором?! Рисовать.

— У тебя в номере компьютер есть?

— Нет там ничего!

— Тогда я тебе, так уж и быть, одолжу свой ноутбук. Ты нарисуешь и пошлешь им.

Точно! — радостно мелькнуло в голове, и можно пока не ехать. Я включил телефон, и он тут же разразился губановскими позывными.

— Алексан, это ты?! А это я, Губанов! Сегодня к нам в контору приезжал заказчик с Пятницкой! Устроил бучу! Он понарисовал тут такого!.. Репин, блин, голимый! Фуфел… Короче, Алексан, все тебя ждут!

— А ты пришли мне его художества…

— Это зачем? Нет, ты сам приезжай!

— Пока я буду ехать — глухая ночь настанет. Сейчас метель на трассе. А так — к утру отошлю уже готовый проект. Ради скорости.

Губанов задумался:

— Говорил же я тебе… Ладно, сейчас вышлю. Глинская, хохоча, подхватила меня под руку:

— Идем. Я замерзла как собака. Здесь неподалеку кафешка есть — тебе очень понравится.

Кафе называлось «Осиновый кол». В полутьме пустого зала горели керосиновые фонари. Мы сели за столик у разбитого зеркала во всю стену. Мое отражение было с единственным глазом на лбу, Глинская оказалась вовсе без глаз. Привидение в белом саване принесло нам меню:

ВАРЕНЫЕ МУХОМОРЫ (грибная солянка)

ЖЕРТВА ПОВАРА (шашлык из баранины)

КРОВЬ ЛЮБИМОЙ ЖЕНЩИНЫ (телятина в остром соусе)

МОЛОКО ЛЮБИМОЙ ЖЕНЩИНЫ (свинина в белом соусе)

КОЖА ВУРДАЛАКА (холодный шашлык)

ГОСПОДАРЬ ВЛАД (нарезка мясная)

МЕРТВЫЙ ГРЕК (брынза, овощи, салат, оливковое масло)…

Над нашими головами болталась удавка. За соседним столиком, завернувшись в черный плащ, сгорбился вурдалак с мертвецки-бледным лицом. Он злобно косился на нас.

— И что же может тут понравиться? — возмутился я. — Эту станцию мы давно проехали.

— Неужели? — Глинская лукаво улыбнулась.

— Ты это имела в виду, когда говорила, что нашла много интересного? — буркнул я.

Неслышно вернулось привидение с «молоком и кровью любимых женщин».

— И это тоже, — засмеялась Глинская. — Ну, слушай. Марины действительно нет в живых. Умерла она два месяца назад. Однако очень странная кончина. Отравилась рыбой.

Я сразу вспомнил Антошу и его гнилые шпроты.

— И много ты съел таких рыб? — поинтересовалась Глинская.

— Даже не притронулся.

— Вот! А Марина — две банки! Но дело в другом. Оказывается, она давным-давно развелась с военнослужащим и его детьми, как ты говоришь: проехала эту станцию. Жила одна как перст в однокомнатной квартире, здесь неподалеку. С соседями не зналась. Часто путешествовала. И поэтому ни у кого не вызвало подозрения, что ее давно не видно…

К нам попытался подсесть скелет в треуголке.

— Потом, потом… — отмахнулась от него Глинская и продолжала: — И только когда потянуло тлением — сообщили в милицию. Взломали дверь и в комнате на полу обнаружили уже разложившийся труп. Не за столом будет сказано: ее буквально лопатами отскребали от паркета.

У меня и без того кусок в горло не лез.

— А на столе, — продолжала Глинская, — стояли открытые консервные банки с тухлой рыбой.

— Ужас. — Я представил свой сегодняшний стол с Антошиными продуктами питания.

— Однако они могли протухнуть потом. Главное — труп сгнил, и никакое вскрытие… — Глинская остановилась, заметив мою тошноту. — Может, выйдем на воздух?

— Говори тут.

— А вскрытие этим рыбешкам никто не делал. В общем, зафиксировали причину смерти — отравление рыбой. И дело закрыли. Нет, нам нужно выйти.

На улице начинало темнеть.

— Где твой ноутбук? — Я с удовольствием вдохнул морозный воздух.

— У меня на квартире. Не люблю гостиниц.

— А квартира где?

— На Васильевском острове. Тебе определенно нужно проветриться. Пройдемся немного пешком.

Она ухватилась за меня обеими руками, и мы поскользили к Васильевскому острову.

— Смотри дальше, — продолжила Глинская. — Сразу после ее смерти «Обелиск» начал подбираться к Гришке. Связь? Быть может, наследство?

— Какое наследство?! — удивился я. — Она была медработником, лаборантом. К тому же постоянно путешествовала. Вряд ли скопила что-то.

— Так, — согласилась Глинская. — И обстановка в квартире это подтверждает. Но может быть, сама квартира?

— Выходит, — возразил я, — Иннокентий позарился на эту однушку, ужасно пропахшую и на отшибе. И ломовые бабки вбухивал и вбухивает в Гришку ради нее?! Сейчас Лиза с Гришкой живут в суперотеле на Морской. Там номер в сутки стоит…

— Верно, — кивнула Глинская. — Не нужна Иннокентию однушка. Он и без однушки хорош.

Она поскользнулась, и мы вместе упали.

— К тому же, — Глинская сидела на льду и не собиралась вставать, — такие люди, как Марина, очень редко составляют завещание. Почти никогда. И почему Гришке? Скорее уж его отцу. Но она ни с кем из них не общалась… И тогда о каком завещании может идти речь?

Я помог ей подняться. Мы двинулись дальше.

— А Гришкин двойник?! — вдруг вспомнил я.

— Очень хорошо, — одобрила Глинская. — Ты настоящий детектив. Что теперь у нас получается?

Мы миновали какую-то реку и шли уже старыми улицами.

— Тебе нравится Питер? — спросила Глинская. — Он напоминает наши места.