В поисках любви - Кэтрин Кинкэйд Страница 45

– Нет, прошу вас, идите первым! Я же не знаю, куда вы собираетесь меня вести! Какой же мне смысл вас вести?

– Ваши слова справедливы, мэм-саиб. Вы не знаете, куда идете.

Алекса разбудил негромкий возглас, почти крик. Приоткрыв один глаз, он попытался сфокусировать взгляд на источнике беспокойства. Перед ним стояли четверо: поморгав, он узнал кхансаму Сайяджи и Сакарама. Между ними стояли две женщины в сари.

– Проклятие! Сакарам, убери от меня этих женщин! Я говорил Сайяджи, что мне не нужна ни одна, так он прислал сразу двух! Немедленно отведи их обратно в зенану. Завтра я пошлю им цукатов в знак извинения. А сейчас пускай меня не беспокоят. У меня гудит голова, как барабан. Если хочешь мне помочь, принеси настой из трав, а женщин убери подальше!

– Но, саиб… – запротестовал было Сакарам. Только сейчас Алекс догадался, что происходит что-то из ряда вон выходящее. Сакарам не назвал бы его саибом, если бы не… Алекс прищурился, присматриваясь к женщинам в сари. Одна была маленькой, совсем еще ребенком – именно такой возраст, рост и размеры предпочитают индусы, когда выбирают себе наложницу или жену. Сам Сайяджи никогда не сделал бы служанку своей женой, ибо женитьба у индусов его ранга предполагала сложную церемонию, включавшую переговоры двух семей. Зато она, с точки зрения Сайяджи, оказалась бы в самый раз для него – кутча-бутча, не придерживающегося столь жестких правил.

Другая женщина была рослой, даже слишком для индианки. Несмотря на скудное освещение, он разглядел, что это шатенка, светлокожая, зеленоглазая… Алекс рывком сел.

– Мисс Уайтфилд?! Что вы делаете здесь, да еще в таком наряде?

Он указал на ее прозрачное зеленое сари. Благодаря фонарю у нее за спиной он увидел то, что было под сари, и лишился дара речи. Он с трудом ее узнал – и неудивительно: она перестала походить на саму себя. Она стала прекрасна, восхитительна, соблазнительна… Она превратилась в женщину, о которой можно только мечтать. Теперь ее волосы выглядели так, как ему всегда хотелось: мягкими, мерцающими, свободно льющимися ей на спину, как вода из родника. Фигура ее была безупречна: тонкая, стройная, грациозная, со сладострастными изгибами во всех местах, которым полагается изгибаться. Он не мог оторвать от нее взгляда. Пожирая ее глазами всю, с головы до пят, он не сразу заметил, что выглядит она далеко не радостной. Вид у нее был отчужденный, за отчужденностью прятался гнев. Да она вне себя!

– Я здесь для того, чтобы защитить добродетель этого несчастного дитя. – Эмма кивнула на девушку, стоявшую с ней рядом. – Вы за ней посылали? Если да, то с какой целью? Когда ее вызвали, она разрыдалась. Теперь я начинаю понимать почему.

Алекс покосился на Сакарама, но малодушный слуга не торопился ему на выручку.

– Она настояла, чтобы прийти вместе с девочкой, саиб. Простите за вторжение, но я не смог ее отговорить. Поэтому мы пришли вместе.

«Я прикончу тебя своими руками, Сакарам! Погоди, вот останемся одни – и я тебя выпорю!»

– Здесь какое-то недоразумение… – Алексу мешал ясно мыслить туман в голове. – Я неважно себя почувствовал, и Сайяджи, наш хозяин, захотел прислать мне женщину, чтобы… чтобы она улучшила мое самочувствие.

– Каким же образом она сделала бы это, мистер Кингстон?

Алекс не знал, что в один вопрос можно вложить столько подозрительности и презрения. Он почувствовал себя загнанным в угол.

– А таким… Она бы мне спела! Говорят, пение снимает самую страшную головную боль.

– Спела?.. Никогда о таком не слыхивала. – Сарказм мисс Уайтфилд не рассеялся, а, наоборот, усилился.

– Я ему говорил: мне никто не нужен! Я хотел, чтобы меня оставили в покое. Но таковы традиции, культура… Надеюсь, вы понимаете? Он чувствует ответственность за меня. Я его почетный гость. Вежливость требует, чтобы он постарался излечить меня от боли, вот он и решил прислать мне…

– А что это за место? Полумрак, вокруг цветут цветы, уединение… Я уверена, что здесь происходят далеко не невинные вещи.

Алексу оставалось уповать, что она не заметит рисунки на стенах, в противном случае ее уверенность только возрастет. Она опять увидит торчащие лингамы, женщин, ублажающих мужчин, мужчин, ублажающих женщин. Это ведь не что-нибудь, а павильон любви! Главное, чтобы она не посмотрела на потолок: красовавшееся там изображение оживало, когда свет падал на него под определенным углом… К счастью, единственная лампа давала не слишком много света. Если он сделает вид, что обижен ее подозрениями, и перейдет в наступление…

– Это спальный павильон, – промямлил он. – А вы что вообразили? Неужели у вас, мисс Уайтфилд, настолько извращенное воображение? Как вы могли подумать, что я способен затащить эту… этого ребенка к себе в постель? Ее прислали сюда петь! Могу себе представить, как она напугана! Наверное, она никогда прежде не выступала перед чужими… Сакарам! Да скажи ты ей, что я не кусаюсь! А потом пускай споет – и дело с концом. После этого все пойдут спать. Глядишь, мой сон никто больше не нарушит до самого утра.

– Надеетесь, что я поверю, будто это дитя просто должно было спеть вам песенку? – Наверное, гималайские снега и те были теплее ее тона. – Разве она перепугалась бы так сильно, если бы речь шла просто о пении?

– А разве кто-нибудь ее предупредил, что ей предстоит только петь? Она вполне могла нафантазировать невесть что, но я ожидал от нее только пения. Увидев вас вдвоем, я испугался, что вы не дадите мне уснуть своими завываниями. Потому и встретил вас так нерадушно.

На этот раз он попал в точку. Выражение лица Эммы подсказало, что его слова произвели на нее ожидаемое впечатление. Ведь он действительно встретил женщин негостеприимно. Пока она переваривала услышанное, Сакарам поговорил с девочкой, и та просияла. Выражение страха на ее лице исчезло бесследно.

– Да что с ней? – спросил Алекс у кхансамы на урду. – Неужели она действительно так сильно меня боится?

– Кто разберет, что на уме у женщины, саиб? Не знаю, боится ли она вас, но она очень расстроилась, когда ее вызвали к вам, а не к моему господину. Она всего лишь служанка одной из господских жен, а мечтала, видно, стать наложницей. Если бы первым у нее стали вы, она бы не смогла потом перейти к хозяину. Прощай, мечты!

«Если бы первым у нее стал я, это было бы для нее как зараза; мне пришлось бы забрать ее с собой. Сайяджи – хитрый старый лис, хотя и печется о моем благе. Или делает вид, что печется».

– Это правда? – напрямик спросил Алекс у девочки. Она уже достаточно пришла в себя, чтобы робко посмотреть на него из-под длинных черных ресниц. – Ты так любишь своего господина?

– Если бы я была его женой или просто наложницей, я бы совершила сатти после его смерти.

Ответ произвел сильное впечатление. Так называлось самоубийство индуистских вдов, которые, невзирая на изданный несколько лет назад британцами запрет, кидались в погребальные костры своих мужей, не в силах перенести разлуку с ними. С пафосом, свойственным юности, девушка добавила: