Влюбленные антиподы - Ольга Горышина Страница 46

— Ищу емкость, в которой ты можешь распарить ногу!

Браво, ясность рассудок возвращается ко мне семимильными шагами!

— Примерь!

И я действительно повесила ему на ногу кастрюлю. Пятилитровой не нашлось, так что пусть примеряется к той, что имеется. Не надо было такие лыжи отращивать!

Между делом я успела включить чайник и бросить на пол полотенце — белое, но другого тут нет! — а воду он точно расплескает. Взяла немного жидкого мыла — ну вот, целительная ванночка для ног готова.

— Прошу! — бросила я Кузьме, уже присевшему на стул, как-то очень даже угрожающе, будто предлагала засунуть ногу не в кастрюлю с теплой водой, а в котел с бурлящим кипятком.

— Принеси крем. Пожалуйста.

А это еще зачем? Но, может, у них, у спортсменов, свои секреты, и я принесла ему тюбик.

— Для рук сойдет?

— За неимением другого, любой сойдет. Садись рядом.

Я села, даже не спросив зачем. Наверное, для компании, но он вдруг схватил мою ногу и, обмакнув конец полотенца в кастрюлю, из которой его нога вытолкнула прилично воды, протер мне ногу.

— Слушай, не надо! — попыталась я высвободиться, но он так крепко держал мою ногу, что я из-за своих телодвижений чуть со стула не навернулась.

— Даш, спокуха… Я знаю, что у тебя болят ноги и без всяких заноз. Сейчас станет чуть легче…

Никогда крем не казался таким ледяным на руках, а сейчас, когда лег мне на ступню, оказался сродни ледышке. Я снова дернулась — уже непроизвольно и, кажется, покраснела. К счастью, Кузьма не смотрел на меня — зато досконально изучил мою ногу, кривизну пальцев, каждый миллиметр отросшего педикюра. Он находил на ступне самые болезненные точки, точно мстил за детское иглоукалывание, и мне казалось, что вместе с кремом с ноги сходит кожа.

— Сейчас будет больно…

Еще больнее? Он ухватил мой крючковатый второй палец и дернул вверх — я думала, у меня искры из глаз посыпятся.

— Что ты делаешь? — почти что взвизгнула я.

— Расслабляющий массаж! — усмехнулся Кузьма так нагло, что не держи он мою ногу так крепко, точно бы получил пяткой в нос. — Кроссы для бега должны быть на размер больше.

И он снова принялся выкручивать мне пальцы, один за другим…

— Не дам! — закричала я, когда он отпустил первую и схватился за вторую ногу.

— А кто тебя спрашивает?!

— Ай!

Мне хотелось вгрызться зубами в деревянную спинку стула, на котором я ерзала.

— Даш, ну не конец света. Вы еще круче себе процедуры делаете и живы…

Может, кто и делает, а я нет. Мне больно!

— Кузя, хватит!

— Последний палец и все… Будешь мне мстить пинцетом… Обещаю не визжать!

Когда он вытащил из кастрюли ногу, мне захотелось вылить ему мыльную воду на голову. Она уже остыла — так что не ошпарится, а освежится. Но я чуть не навернулась на скользком полу — хорошо, успела схватиться за стул.

— Даш, ну у тебя ж ноги в креме. Надо соображать…

Ноги на свободе, про крем я забыла!

Схватив со стола приготовленный пинцет и йод, я опустилась коленями на мокрое полотенце и зажала его ногу коленками, точно в тиски. Пришлось хорошо намять кожу, прежде чем игла вышла наружу.

— Ничего себе! — ахнула я. — Кактус какой-то… Морской кактус…

Кузьма взял у меня пинцет с вынутой занозой и покрутил перед глазами.

— Может, морской ёж? А?

Понятия не имею, ни кто такой ёж, ни кто такой кактус — морские, последнего я точно только что выдумала.

— Какая же ты, Дашка, собранная, все-то у тебя имеется, — проговорил Кузьма то ли в благодарность, то ли с издевкой, когда я вернула колпачок на йодный карандаш.

— Давай вставай. И вторую ногу помой… — выдала я, тоже не без издевки.

— Я уступлю место даме. Первая в душ — ты!

— У меня на ногах крем.

— Вот и смоешь. Давай, иди…

Я схватила чистую одежду, скользнула взглядом по застеленной кровати и сглотнула кисло-тревожный ком. Кровать, как и все полотенца, была белой. Идеально белой…

— Даша, ты можешь не быть черепахой?! Сразу видно, никогда в общаге не жила!

А ты типа жил! Ну да, в хостеле… Так чего не предложишь идти в душ вместе? Я, может быть, и пошла бы… Нет, не надо. Лучше я сама. Можно заодно проверить, все ли на месте. Не все, но бриться я сейчас не буду. Подмышками еще можно, а больше нигде нельзя. Может, это вообще только мне кажется, что за день там что-то выросло… А на лице точно что-то новое появилось — красный нос, например. Ну надо же было так загореть! Теперь он точно похож на картошку. А в остальном? А в остальном, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо…

— Кузя!

Позвала я, когда не обнаружила его за столом, как и кастрюли на полу. Кузьма все убрал. За собой и за мной. Даже тюбик с кремом куда-то пропал. Мой!

— Кузя! — крикнула я уже в дверь, ведущую во двор, потому что краем глаза успела проверить его спальню. И свою заодно.

Он явился, теребя полотенцем мокрые волосы. Да, и со вторым полотенцем вокруг бедер. Тело он явно не вытирал.

— Ты наверх в душ ходил? — сообразила я.

— Во двор. Он холоднее…

Смеется, да? Только что тут смешного?

— Пить хочешь?

Он швырнул полотенце на стол и, схватив из шкафчика стакан, наполнил его до краев водой из холодильника, но отпил лишь пару глотков.

— Что за дрянь?

Он вылил воду в раковину и открыл дверцу холодильника.

— А, понятно…

Он вытащил контейнер и вылил из него всю воду.

— Он просто охлаждает, а я решил, что у них вода подведена к фильтру. У нас вода вообще есть?

Я мотнула головой.

— Отлично. Будем пить вино!

Он вытащил из холодильника бутылку, которую сунул туда вчера.

— Белое? Красное?

Достал-то он белое. Видимо, чтобы не мешать…

— Я не думаю, что хочу пить… — выдала я едва слышно, вдруг почувствовав нестерпимую жажду.

— Я хочу, — бросил он не глядя и открутив крышку, налил себе стакан до краев. — Почувствуй себя греком. Или фракийцем. Нет, фракийцы жили в Болгарии, а тут, кажись, иллирийцы, да?

— Понятия не имею, — буркнула я уже обиженно.

Решил меня по истории прогнать?

— Слушай, гадость какая-то… В кабаке вино лучше. Хочу воды… Как же мы так сплоховали? Может, чаю?

Я молча включила чайник. Он так и остался стоять у стола в одном полотенце. Чего он ждет? Ах да, чая…