Поцелуй вдовы - Джейн Фэйзер Страница 46

– Здорово похолодало, – проговорил он. – Ничего удивительного, погода-то изменилась. – Он не видел Джиневры, скрытой высокой спинкой скамьи. – Церемониймейстер хранителя печати выслушал сообщение, а потом заставил меня ждать почти два часа, милорд, – извиняющимся тоном сказал Джек. – В приемной была такая давка, что не шевельнуться.

– Так ты получил ответ? – спросил Хью.

– Да, милорд. Вам с леди Джиневрой надлежит прибыть в Хэмптон-Корт завтра к трем пополудни.

Хью кивнул и покосился на Джиневру. Она сидела не шевелясь, ее глаза были закрыты.

– На сегодня все, Джек. На восходе мне понадобится барка. Пусть она ждет меня у пристани в Блэкфрайарз. Убедись, что на ней есть, где укрыться от непогоды. Ты и еще двое будете сопровождать нас.

– Слушаюсь, сэр. А мастер Робин?

– Он останется здесь. Скажи ему, что он получает выходной… если день в обществе Пиппы можно назвать выходным, – добавил он.

Джек осклабился.

– Слушаюсь, сэр. Доброй вам ночи. – Отдав честь и нахлобучив шляпу, он ушел.

– Так быстро, – проговорила Джиневра. Она медленно встала и посмотрела на Хью. – Неужели вы не могли дать мне несколько дней передышки, милорд, прежде чем отсылать свое сообщение?

– Отсрочка ничего бы вам не дала, – тихо ответил он. – Неприятные дела лучше всего делать сразу.

– Но я еще не готова.

– Завтра суда не будет, – сказал он. – Вам только зададут вопросы.

– Я боюсь, – прошептала Джиневра. – И не уверяйте меня, что мой страх беспочвенный.

– А я и не собирался.

Она смотрела на него, и в ее взгляде сквозил страх.

В камине затрещали дрова, и этот звук показался пугающе громким в затихшем доме. Джиневра вздрогнула, у нее бешено забилось сердце, в голове застучало.

– Иди ко мне, – сказал Хью. В его голосе слышались и мольба, и приказ.

Джиневра продолжала стоять, спиной чувствуя тепло огня. Весь зал, кроме освещенного круга у камина, был погружен во мрак.

– Иди ко мне, – повторил Хью и положил руки ей на плечи.

Джиневра не шевельнулась. Сегодня она нуждалась в его любви гораздо сильнее, чем в чем-либо другом. Сегодня она нуждалась в его поддержке, в осознании того, что она не одна. Его любовь, пусть ненадолго, прогонит страх и утолит душевную боль. И в то же время ее смущала мысль, что все это даст ей сам виновник ее переживаний.

Поэтому не шевелилась. И не сопротивлялась, когда он взял в ладони ее лицо.

Он целовал ее, сначала нежно, потом настойчиво, как будто пытался разбудить, заставить откликнуться на его ласки.

– Иди ко мне, – прошептал он. – Джиневра, иди ко мне.

Он обнял Джиневру, и его объятие наполнило ее силой, принесло утешение. Впервые со смерти Тимоти она почувствовала, что может хоть ненадолго переложить свои проблемы на чужие плечи.

Ее губы открылись ему навстречу, и она прижалась к нему. Хью целовал ее шею, грудь, губами ощущая тепло ее кожи. Джиневра не двигалась, но он знал, что ее неподвижность вызвана отнюдь не пассивностью, что она просто ждет, когда сможет принять его.

Его охватил небывалый восторг. Сейчас она принадлежала ему в большей степени, чем в ту ночь в палатке.

– Идем, – проговорил он, беря ее за холодную руку.

Освещая путь лампой, Хью повел ее к лестнице. На верхней площадке он повернул в левый коридор и, подняв лампу над головой, открыл дверь в конце. В комнате на маленьком столике горела свеча, в камине пылал огонь. Когда они вошли, свет лампы разогнал собравшиеся по углам тени.

В его комнате царил такой же порядок, как и в палатке. На столиках, поддерживающих балдахин, не было резьбы, одеялом служил простой шотландский плед. Обстановка была спартанской: кованый сундук да большой шкаф.

– У меня все очень просто, – сказал Хью. Джиневра улыбнулась и впервые за все время заговорила:

– А я ничего другого и не ожидала.

– Кажется, ты понимаешь меня. – Он поставил лампу на камин и посмотрел на Джиневру.

– Немножко, – кивнула она.

– Иди ко мне. – Он раскрыл объятия, и на этот раз она подошла к нему.

– Я дам тебе то, что ты хочешь, – внезапно охрипнув, произнес он и принялся снимать с нее украшенный драгоценностями чепец. Джиневра наклонила голову, чтобы облегчить ему задачу.

Он, не спеша, одну за другой, вынул булавки и положил их на столик, затем снял чепец и вытащил шпильки, освободив тяжелую массу ее волос. Не имея под рукой щетки, он пальцами расправлял длинные пряди.

– Ты такая красивая, – проговорил Хью, целуя ее в губы. – Скажи, Джиневра, что ты хочешь от меня. Я все сделаю, не подведу.

– Не подведешь, – согласилась Джиневра.

Она погладила его по щеке, провела пальцем по губам. Он не подведет ее… во всяком случае, сейчас.

Джиневра повернулась к Хью спиной, и он медленно расшнуровал платье, снял его и бросил на сундук в изножье кровати. Потом он расшнуровал корсет и накрыл ладонями ее груди.

– Сначала покажи мне себя, – с томной улыбкой сказала Джиневра. – Я хочу видеть тебя обнаженным.

Она снова провела пальцем по его губам. Он перехватил ее руку и взял ее палец в рот. От этого ее тело будто пробудилось.

Хью отступил на шаг и начал раздеваться. Джиневра с вожделением наблюдала за ним. Он снял гаун, потом дублет, расстегнул рубашку. Он снимал одежду не торопясь и аккуратно развешивал ее на стуле у окна.

Джиневра любовалась его широкой грудью, поросшей курчавыми волосами, на удивление тонкой талией… В ее взгляде вспыхнул огонь, когда он принялся снимать чулки. Она не могла оторвать глаз от его плоского живота, мускулистых бедер, возбужденного естества.

– Вас устраивает, мадам? Джиневра кивнула и облизнула губы. – О да.

Когда Хью развешивал чулки на стуле, Джиневра подошла к нему сзади и стала гладить его по ягодицам. Он замер. Ее ласковые пальцы скользнули ему между бедер. Он положил руки ей на бедра, и она прижалась к нему всем телом.

– Кажется, настало время справедливости, – с тихим смехом сказал он, поворачиваясь к ней. – А теперь вы, миледи, усладите мой взор.

Он стянул рубашку с ее плеч, спустил ее до талии и подставил ладони под груди с набухшими сосками. Наслаждаясь их тяжестью, он принялся ласкать соски, а потом стал гладить ее тело, руками исследуя все его изгибы, – ведь в ту сумасшедшую ночь ему было не до этого. Джиневра, обнаженная до талии, со струящимися по плечам волосами, стояла не двигаясь, и только ее грудь бурно вздымалась и опускалась.

Хью спустил рубашку ниже, и она упала к ногам Джиневры. Теперь Джиневра стояла в одних шелковых чулках. Он разглядывал ее, любуясь ее зрелыми формами. Перед ним была не девочка. Он видел оставшиеся после родов едва заметные растяжки на бедрах и животе, синие вены, оплетавшие ее отяжелевшую после кормления грудь, уже не девичью талию. Однако все эти несовершенства только подчеркивали ее красоту.