Не родись красивой - Марта Раева Страница 46

— Костя, рада, что ты стал походить на себя прежнего. Перестал быть напряженным, встревоженным. Хотя я мало знаю тебя, каким ты стал… когда забыл меня.

— А каким я был — когда помнил?

Катя загляделась в его темно-карие умные глаза. В них не было того равнодушия к ней, которое так угнетало. Пробивающаяся щетина на щеках и подбородке не портила, а придавала ему мужественности. И было в нем что-то такое, что ей всегда нравилось в мужчинах. Вернее, нравилось, потому что напоминало о ее Косте.

— Ты был серьезным, спокойным, но иногда твой взгляд был слегка насмешливым. В первое время, когда мы познакомились… А когда немного узнали друг друга, никакой усмешки уже не было. Ты был очень серьезен. Я ведь могла судить по себе — как ты ко мне относился. Внимательно, бережно. Потом увидела, как ты относишься к родителям. Мне все нравилось в тебе.

Катя вдруг поняла, что если пойдет и дальше такими темпами в этом разговоре, то будет жалеть, что он состоялся. Замолчала. Зато Косте захотелось, чтобы она продолжала. Одно дело — то, что ему рассказывал Митя, совсем другое — Катя. А ведь до этого не было даже ничего похожего, чтобы она захотела с ним разговаривать. Кроме, конечно, незабываемого момента, когда она могла умереть, когда он чудом удержал ее, не позволил уйти, уговаривая, обманывая, что все помнит, что любит…

— Почему ты не продолжаешь?

— Я могу продолжить. Что ты хочешь услышать?

— Мне говорили, что я любил тебя. — Он не мог больше говорить. В горле встал ком, и он замолчал. Только увидел, как у Кати задрожали руки, и она с силой сжала их и как-то беспомощно старалась сдержать дрожь. Пока не приложила ладони к лицу, закрыв рот. Вздохнула и заговорила очень просто, простыми словами, видимо, потому, что хотела успокоиться:

— Знаешь, когда ты в первый раз заметил меня? В больнице после аварии. Когда стакан, который ты бросил в посетителя, попал в меня — вот сюда, — Катя показала, куда, — я упала, с такой силой он летел, но больше от неожиданности. Ты испугался, я знаю, хотя не видела твоего лица. Да оно и так было закрыто бинтами вокруг головы. А потом спросил, не болит ли рука. Из противного больного превратился в доброго, понимающего мужчину. Очень страдал тогда от болей… И от испуга, что чуть не убил меня… С этого момента твои глаза при взгляде на меня стали теплыми, а потом такими необыкновенными, любящими. Ты всякий раз волновался, будто перед тобой была не простая санитарка, недавняя школьница, а прекрасная незнакомка.

— Я в тебя влюбился, потому что пожалел тебя? — Костя старался делать вид, что не придает их разговору важного значения.

— Да нет. Мне все время казалось, что ты увидел во мне не меня, а ту, кого потерял и долго искал. И задавался вопросом: так это она или не она? Навоображал себе, наверно…

— Как ты хорошо рассказываешь… Митя говорил, что мы тебя видели до этого и не сразу узнали.

— И я тоже не сразу поняла. Только увидев вас вдвоем, когда вы меня разглядывали, я тоже вспомнила… тот момент.

— Значит, это судьба столкнула нас, тебя и меня?

— Может быть. Но было еще что-то, кроме судьбы.

— Что же? Что это могло быть?

— Надо было поверить, что это судьба. Ты поверил и потом убедил меня. Я-то как раз не верила. Вернее, считала, что ты слишком хорош для меня. Всегда так думала. А когда ты меня забыл… Поняла… просто все встало на свои места. Просто я заняла не свое место… Твой взгляд стал другим… изменился. Ты словно обвинял меня… что занимала не подобающее для меня место. И не было уже того Кости, который верил, что это судьба.

Оба замолчали. Потом Костя заговорил:

— Да, твои слова звучат как-то горько… На самом деле я мучился от того, что ничего не помню. Ты видела в моих глазах равнодушие? А муку ты не видела?

— Ты сейчас изменился… Думаю, из-за Санечки. Но я боялась и сейчас боюсь увидеть безразличие в твоих глазах. Я ведь помню другие глаза…

— Мне жаль.

На этом закончили говорить на эту болезненную тему. Хотя оба повеселели от мысли, что теперь что-то сдвинулось в их отношениях.

Сразу после его ухода появился Митя.

— Костя только что ушел? Видел его выезжающего из ворот. — После ее согласного кивка воскликнул:

— И чем же вы все это время занимались?

— Сначала он Саньку усыпил. Потом разговаривали. О чем? Так, ни о чем, в общем-то. Спросила его про Алёну, с которой встречается.

— Встречается? С кем? Я не знаю ничего об этом.

— Лидия Ивановна надеется, что у них все получится и Костя наконец женится.

— Вот как? Еще о чем говорили?

— Да так, ни о чем таком… Напомнила ему, как мы познакомились. Но он это знает из твоих рассказов.

— Катя, ты не всё говоришь мне! Давай поподробней. Ведь почти два часа говорили. Или еще что-то произошло?

— Митя, чего ты так беспокоишься? Что могло произойти? Неужели два часа? Ты что-то преувеличиваешь.

— Знаю теперь, как ты к нему относишься. Ведь призналась недавно.

— Митя, это что — попытка ревности? Или ты намеренно хочешь обвинить меня в том, чего не было?

— Что за вопрос? Ничего я не ревную.

Катя вздохнула. Ссора не из-за чего скоро была забыта Митей, но не Катей. Она удивлялась, как может в мужчине уживаться любовь к двум женщинам. К ней — вместе с ревностью, и к Миле — с уверенностью. Именно так он убеждал, что любит ее, по телефону. Наверняка, постоянно перезваниваются. Господи, что же еще случится, что ее ждет?

В Рождество гостили у Костиных родителей, как договаривались. Они не видели внука почти неделю и вместе с ним радовались встрече, горячо эту радость переживали. Была еще одна гостья — Костина подруга Алёна.

Девушка была симпатичной и не такой молоденькой, чему Лидия Ивановна не знала, радоваться или нет. Все видели ее впервые, поэтому иногда испытывали неловкость. Алёна очень внимательно разглядывала Катю, и та ощущала этот пристальный интерес к ее особе. Интерес новая знакомая не скрывала и к Мите.

Но затем разговор стал оживленнее, уже перестали обращать внимание на Алёну, хотя Костя старался приобщить и ее к обсуждению разных тем. Об одной из них говорили оживленно — о новом журнале издательства, где работала Катя. Отец Кости, Илья Александрович, хвалил обложку, а Митя с Костей — материал Катиной рубрики. Заспорили, надо ли было так хвалить новый нашумевший спектакль, не нужно ли быть осторожней в комплиментах, ведь еще неясно, как долго он будет волновать публику и как отзовутся известные критики. Катя смеялась над возникшим спором, говорила о необходимости субъективного мнения, даже если оно расходится с общим. Митя соглашался с ней, а у Кости и Ильи Александровича были сомнения.

Мужчины ушли покурить, Лидия Ивановна с Санечкой были наверху в Костиной комнате. Оставшись наедине с Алёной, Катя дружелюбно заговорила с ней. Спросила, нравится ли ей ее работа. В свою очередь, Алёна спросила, когда они с Митей ожидают рождение ребенка. Потом темы как-то иссякли. Но Алёна задала вопрос, который Катю насторожил: