Дом у озера Мистик - Кристин Ханна Страница 46

Энни приезжала каждый день с улыбкой на лице и со списком разных дел на день. Силой своей воли она превращала их троих в этакую сшитую из лоскутков семью, и именно эта связь между ними давала и Нику силы каждый день ездить на собрание анонимных алкоголиков. Он бы проклял сам себя, если бы подвел Энни и Иззи.

И вот сейчас он ехал на встречу, назначенную на четыре часа дня. На Мейн-стрит он снизил скорость до черепашьей, крепко сжимая в руках руль. Несколько минут назад неожиданно начался дождь, и прохожие попрятались в дома, на улицах стало безлюдно, как всегда бывает в дождливые дни. Машин на улицах было мало. А вот у таверны Зоуи машины стояли, плотно прижавшись друг к другу. Ник знал по опыту, что в баре все табуреты будут заняты. Он посмотрел на мутные окна таверны и будто услышал звяканье стаканов, стук кубиков льда в стакане с виски… Он облизнул сухие губы и быстро сглотнул, стараясь не думать о том, как приятно было бы сейчас почувствовать во рту вкус виски. Он по-прежнему не представлял себе оставшуюся жизнь без спиртного, но хотя бы один день он продержится.

Ник нажал на педаль газа и прибавил скорость, теперь он чувствовал каждый дюйм дороги. К тому времени, как он подъехал к лютеранской церкви, дрожь в его теле немного унялась, а холодный пот испарился.

Ник заехал на мощеную автостоянку за церковью и поставил машину под большим щитом с рекламой пива «Райнер». Помедлив минуту и взяв себя в руки, он сунул ключи в карман и вышел из машины.

В помещении было полно знакомых лиц, и когда Ник вошел, то почувствовал себя до странности спокойным. Джо улыбнулся ему и помахал рукой, подзывая к себе. Ник кивнул, взял в автомате банку колы и сел на свободное место рядом с Джо.

— Николас, ты в порядке? Что-то ты бледный.

— Сам не пойму, — честно ответил Ник.

За это он мог благодарить «Анонимных алкоголиков» — они дали ему способность впервые в жизни быть честным. Только в этой комнате среди незнакомцев, которые могли стать друзьями, он мог вытащить из тайников своей души и свою уязвимость, и свои неудачи и бросить их на всеобщее рассмотрение под ярким светом. Теперь Ник знал, что в этом есть утешение. Честность помогала, но еще больше помогало признание того, что его пристрастие сильнее его. Дома Ник держался на волоске. Куда бы он ни пошел, что бы он ни сказал, он все время чувствовал на себе настороженный взгляд Иззи. Она словно ждала, что он непременно все испортит. Она пока не сказала ему ни слова, и на этот раз молчание было хуже, чем раньше, потому что Ник знал, что с Энни она разговаривает, хотя сам этого ни разу не слышал. Ни единого раза он не слышал милый голосок его маленькой девочки.

За едой тоже было тяжко. Иногда, когда Ник тянулся за вилкой, его рука так дрожала, что он вынужден был выйти из-за стола, сославшись на головную боль, и сбежать в свою спальню.

Он вяло улыбнулся Джо:

— Знаешь, стараться чертовски труднее, чем не стараться.

— Это всегда так, Николас. Но ты знаешь, что я всегда с тобой. Мы все с тобой.

Ник отнесся к этому заявлению всерьез и был благодарен Джо.

— Я знаю.

Собрание шло полным ходом. Вокруг Ника люди по одному вставали и говорили — те, кто хотел поделиться своим бременем. Они рассказывали о своих потерях и бедах, о неудачах, о надеждах и мечтах. Дошла очередь и до Ника. Он уже собрался сказать: «Привет, я Ник. Я алкоголик. Я не пил двадцать три дня». Но, как и в предыдущие дни, так и не смог произнести эти слова.

Дни шли по заведенному порядку. С понедельника по пятницу Энни рано утром приезжала в дом Ника. Он готовил на завтрак оладьи и яичницу, потом целый день они — все трое — были вместе. В любую погоду, и в дождь, и в солнце, они выходили из дома — рыбачили на каменистых берегах реки, катались на велосипедах по тропинкам вокруг озера или отправлялись на Мейн-стрит поглазеть на витрины. Сегодня они ходили пешком в Очарованную долину, и теперь, когда позади было несколько часов пути, все были без сил. Бедная Иззи заснула чуть ли не раньше, чем ее голова коснулась подушки. Энни наклонилась к девочке, поцеловала ее в лоб и шепотом пожелала спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Энни, — сонно пробормотала та в ответ, не открывая глаз.

Энни отошла от кровати. Это время она больше всего не любила: был вечер пятницы. Она не увидит Ника и Иззи до понедельника, и, хотя ей и дома с Хэнком было хорошо, она с нетерпением ждала утра понедельника, когда снова вернется сюда. Она нечасто позволяла себе задумываться о том, как относится к Нику и что для нее значит Иззи, и о том, правильно ли это — так сближаться и быть все время вместе. Эти мысли уводили ее по темной извилистой дороге, которая ее пугала, поэтому она гнала их прочь, прятала их в темном углу, где обитали ее колебания и сомнения. Она пришла к неутешительному выводу, что Блейк не передумает и не позвонит ей с извинениями, на что она все-таки продолжала надеяться в глубине души. Когда у нее не осталось ни капли надежды, за которую она цеплялась, она почувствовала, что плывет по течению без руля и ветрил. Иногда, в спокойный весенний день, она вдруг беспричинно натыкалась на свой страх, и ее пугала сама эта внезапность. В такие моменты она обращалась к Хэнку, но его утешения: «Дорогая, он вернется, не волнуйся, он вернется!» — больше ее не успокаивали. Она не могла в них поверить, и почему-то не верить оказалось гораздо больнее, чем верить. Только Терри ее понимала, и звонок лучшей подруги — иногда поздно ночью — был единственным, что ее сдерживало.

Уже выходя из комнаты, Энни заметила за окном какое-то движение. Она раздвинула занавески. У озера стоял Ник, его фигура отбрасывала длинную тень на серебристую воду. Вечером он, как обычно в последнее время, вымыл посуду после ужина, почитал Иззи и вышел из дома, чтобы побыть в одиночестве. Он был так же одинок, как она. Его одиночество было в его глазах, даже когда он улыбался. Но Ник упорно пытался с ним справляться. Вчера он два часа играл с Иззи в «Конфетную страну», хотя при его росте сидеть, согнувшись над разноцветным игровым полем, было явно неудобно. Каждый раз, когда Иззи улыбалась, у Ника был такой вид, словно он готов заплакать. Энни отдавала должное его усилиям, она гордилась им. Он старался держаться — не пил, не ругался, не нарушал обещания. Он был сама мягкость и терпеливо занимался маленькой дочкой, которая настороженно его изучала и все еще с ним не разговаривала.

В последнее время Энни часто думала о том, каким отцом был Блейк. Он практически не присутствовал в жизни дочери ни физически, ни эмоционально. Отчасти в этом была вина самой Энни, теперь она это понимала. Да, она была тоже повинна в том, что случилось с их браком. Она слепо делала все, о чем ее просил Блейк. Все! Она от столького отказалась, от всего, что касалось ее самой и ее желаний, она отказывалась без всяких возражений, а все потому, что очень его любила. Ее жизнь, ее душа растворились в нем, постепенно, день за днем, она теряла себя, сдавала свои позиции, уступала по мелочам, которые сами по себе, казалось, ничего не значили. Стрижка, которую она так и не решилась сделать, потому что Блейку нравилось, когда у нее длинные волосы, платье, которое она не купила, потому что Блейк считал, что красный — цвет проституток. Она поступала так, как они «договорились». Она занялась домом и стала идеальной женой и матерью из пригорода и в своем стремлении к тихому совершенству позволила Блейку стать плохим мужем и неважным отцом. И все это время она считала себя идеальной женой. Только теперь Энни видела, как она ошибалась; она пошла на все эти жертвы не из-за любви, а от слабости, потому что беспрекословно следовать за Блейком было легче и безопаснее. Она стала тем, кем и хотела стать, и теперь ей было стыдно за собственный выбор. Но она по-прежнему не знала, куда ей следовало двигаться дальше.