Подари мне все рассветы - Мэри Бэлоу Страница 46

— Вы считаете, что мы можем проникнуть в Саламанку? — спросил Дуарте.

Испанские партизаны, сопровождавшие Бекера к месту встречи, дружно расхохотались.

— Позвольте мне ответить так: в Саламанке у меня есть женщина. Ее голод требуется часто удовлетворять. Она остается верной мне и никогда не голодает. Я ответил на ваш вопрос? — спросил предводитель партизан.

Испанцы снова разразились хохотом.

— Значит, вы позволите идти мне туда одному? — спросил Дуарте.

— Только тебе, — ответил Бекер. — Я уверен, что вашу сестру будет нетрудно найти и узнать, но вам же будет удобнее, если вы опознаете ее сами, причем так, чтобы она увидела вас. Женщины иногда теряются, оказавшись среди бандитов в масках, вооруженных мушкетами и ножами.

— Жуана не такая, — сказал Дуарте. — Увидите сами: она крепкий орешек. Ну ладно. Когда выходим?

— Сегодня вечером. — Бекер снова усмехнулся. — При воспоминании о моей женщине я сам ощущаю голод.

— Значит, до вечера. — Дуарте почувствовал гулкие удары сердца в груди. В войне с французами он никогда еще не участвовал за пределами своей страны. И никогда не работал с испанскими партизанами. Опасности тоже казались ему весьма реальными. Он согласился выполнить просьбу Жуаны, но был не очень уверен в успехе операции.

Он надеялся лишь, что, если операция провалится, Жуана окажется в стороне. И что в случае провала операции он будет убит сразу же, а не взят в плен. При одной мысли о плене его бросало в холодный пот.

Он подумал о Карлоте и Мигеле, которых оставил в Мортагоа. Они по крайней мере находятся в безопасности. Когда французы вторгнутся в Португалию, что, несомненно, произойдет в течение последующих нескольких недель, они уйдут по дороге, ведущей в Коимбру. Мортагоа находится гораздо севернее, значит, вторжение французов ей не грозит. Хоть здесь у него есть какое-то утешение. Он старался не думать о Карлоте, которая рассталась с ним, не проронив ни слова, с каменным выражением лица. Она не пыталась остановить его и даже, что тем более удивительно, не умоляла взять с собой. Она просто крепко обняла его и, прижавшись к нему, закрыла глаза. А сонный, позевывающий Мигель, абсолютно равнодушный к тому, что его отец уходит и, возможно, никогда не вернется, посмотрел на него серьезными глазенками, когда он, окинув сына взглядом, нежно поцеловал его в губы.

Лучше уж о них не думать.

— До вечера, — повторил он, решительно поднимаясь. И жестом приказал своим людям разойтись.

Прошло еще несколько утомительных недель. Маршал Ней осадил Алмейду, и французские офицеры, которые все еще находились в Саламанке, хотя и старались вежливо относиться к своему пленнику, не могли отказать себе в удовольствии поиздеваться в его присутствии над английским главнокомандующим, который, судя по всему, даже не собирался прийти на помощь осажденной крепости.

— Похоже, — говорил однажды за ужином капитан Дюпюи, — что виконт Веллингтон пребывает в нерешительности и смятении.

— Да, — согласился Блейк. — Похоже, так оно и есть.

— С моей стороны, наверное, некорректно говорить так, — покаянным тоном сказал француз. — Извините меня. Вы уже приобщились к удовольствиям, которые могут предложить испанские женщины? Англичанин, да еще такой высокий и статный, вы, наверное, пользуетесь у них успехом? Боюсь, что нам, французам, приходится дорого платить за их благосклонность.

Капитан Блейк не воспользовался милостями испанок, хотя даже самому себе не смог бы объяснить причину. Женщина ему, несомненно, была очень нужна. Иначе он не был бы так одержим Жуаной, которую ненавидел и презирал.

Он хотел ее. Его желание было ясно как день. Он хотел ее с тех самых пор, как впервые увидел на балу в Лиссабоне. Он прекрасно осознавал, какие чувства овладели им тогда, свою неприязнь к ней еще до того, как он понял, что она и есть та самая Жанна Моризетта из его печальных юношеских воспоминаний. Он испытывал к ней неприязнь, потому что она была красива, богата, знатна, потому что была недосягаема для него… и потому что он ее хотел.

Хотя неприязнь к ней возросла в десятикратном размере, в той же мере возросло и его влечение к ней. Испытав всю силу ее чар, направленных прямо на него, прикоснувшись к ней, обменявшись несколькими непристойными поцелуями, он хотел ее с такой первобытной страстью, какую не могла бы вызвать в нем ни одна женщина.

Возможно, именно из-за нее он даже не пытался вкусить прелестей испанок из Саламанки. Иногда он невесело посмеивался над собой за странное влечение к вздорной женщине. А ведь таких, как она, следовало убивать.

Не хотел он ее убивать. Он просто ее хотел.

Кажется, последний поцелуй под прикрытием виноградных лоз на время угомонил ее. Или напугал. Хотя на самом деле он не верил, что ее можно напугать. Он начал понимать, что маркиза дас Минас не из таких, кого легко напугать. Или, возможно, ей стало противно. Хотя, вспоминая ее активное участие в их поцелуе и учащенное дыхание после него, он сильно сомневался, что она не хотела повторения. Если говорить о сексуальности, то в Жуане да Фонте не было ничего от скромной, сдержанной леди.

Но какой бы ни была причина, с тех пор Жуана перестала настойчиво преследовать его, хотя и вниманием не обходила. Увидев его, она улыбалась, приподнимала брови или просто едва заметно наклоняла голову. Время от времени она подходила к нему — всегда под руку с одним из французских офицеров — и обменивалась с ним несколькими фразами. Но никогда не пыталась оставаться наедине.

Конечно, он теперь видел ее гораздо реже, чем в первый месяц. Он стал отказываться от множества приглашений. Он никогда не любил больших сборищ, но поначалу чувствовал себя обязанным в любезности принимать приглашения. Теперь же он принимал приглашения только от тех, кто проявлял к нему особенно доброе отношение.

Время для него тянулось мучительно медленно.

От приглашения на ужин и прием у полковника Марселя Леру ему наверняка следует отказаться. Он терпеть его не мог. При любых обстоятельствах он проникся бы неприязнью к человеку, который его допрашивал и который заставил его раздеться донага, снимая один предмет одежды за другим, пока два его сержанта возмутительно медленно обыскивали Блейка. Трудно было сохранять достоинство, стоя в чем мать родила на виду у нескольких вражеских офицеров, одетых в военную форму.

Но дело было не только в его участии в допросе. В конце концов, полковник всего лишь делал свою работу. Причина была в том, что теперь всякий раз, когда он видел Жуану под руку с ним, с сияющей улыбкой на лице, заглядывающей ему в глаза, он чувствовал, что между ними был не просто флирт, а нечто более серьезное. Он не знал пока, что именно. Однако были основания предполагать, что она начинает любить этого человека.

Капитан Блейк был готов убить его, сам презирая себя за свое намерение, и ненавидел полковника за то, что тот у него на глазах демонстрирует свои чувства.