Серебряный ветер - Линда Кук Страница 46

— Тогда беги без меня.

— И оставить тебя на растерзание Лонгчемпу? Ты обманула его, Аделина, доверившись мне. Если я исчезну, отвечать придется тебе, твоему отцу и Майде. И Гарольду, когда они припомнят, что он жил в Тэлброке.

Сколько раз Симон вел подобный диалог с самим собой. И всякий раз выходило, что побег принесет больше вреда, чем пользы.

Рука ее, сжимавшая его руку, не дрогнула.

— И все же у тебя есть план, я чувствую это по твоему голосу.

— Вся надежда на сигнальные огни. Один костер — набег грабителей, два — вооруженное нападение. Дальние форпосты, такие, как наш, все в руках людей Маршалла. Если я пойму, что Лонгчемп наступает, я зажгу два костра в надежде, что в каждом форту тоже зажгут по два костра и новость почти мгновенно дойдет до Маршалла. Если мы сможем держать осаду достаточно долго, Маршалл приедет сюда и увидит, что Лонгчемп нападает на нормандский форпост. Тогда все — с Лонгчемпом покончено, будет доказано, что он изменник. Вот и весь мой план.

— И все же ты позволяешь лучнику Люку заступать на пост на смотровой вышке.

Симон улыбнулся и поцеловал жене руку.

— Миледи, Маршалл украл бы вас у меня, если бы узнал, что ум ваш острее, чем у половины его советников, вместе взятых.

— Не надо быть особенно прозорливой, чтобы догадаться о том, что ты не пустишь врага на сторожевой пост. Ты кому-то поручил за ним приглядывать?

— Только Гарольду. Когда Люк на посту, Гарольд стоит на воротах. Он может и за ущельем наблюдать, и за Люком.

— Я начинаю верить в то, что ты доживешь до весны, Симон Тэлброк.

Он увлек ее за собой в постель.

— А я начинаю верить в то, что заманю ищеек Лонгчемпа в ими же расставленный капкан и доживу до того момента, когда Тэлброк снова станет моим. И поеду туда, чтобы жить там с тобой, моя жена!

Симон встал, чтобы загасить свечи, и, вернувшись, обнаружил, что его жена лежит нагая в темноте.

— Покажи мне, — сказала она, — покажи мне, как доставить тебе удовольствие, не забеременев. Петронилла говорила, что есть такие способы.

— Благослови ее Бог.

— Симон?

Он обнял ее с такой страстью, что Аделина обрадовалась. Может быть, он забыл о предосторожности? Она чувствовала жар и тяжесть его страсти своим животом, его руки ласкали ее бедра, и губы его на ее груди заставляли забыть обо всем, прогоняли прочь тревожные мысли.

Страстный шепот наслаждения был до сих пор чужд ей, и от этого шепота учащался пульс, и кровь в ушах перекрывала хриплый голос, который, странное дело, принадлежал ей самой.

Потом он накрыл губами ее рот, вобрал в себя жаркий поток ее слов и воздал ей по заслугам.

Рука его ласкала ее бедро, потом замерла в нерешительности там, где бился потаенный пульс. Затем с каждым его прикосновением наслаждение все росло и росло, становилось острее, пока не охватило ее всю, продолжая нарастать, заливая светом радости и наполняя особым голодом, требовавшим утоления.

Аделина раскрылась для него и дрожащей рукой нащупала отвердевшее орудие его мужества. У него перехватило дыхание, и она подошла к той черте, когда наслаждение берет тебя на крыло и ты замираешь в вышине, в божественном полете восторга. Симон перехватил ее руку и удержал, не давая направить в себя. А потом прижался к ней, и горячий поток залил ей живот.

Аделина лежала под ним, по-прежнему с закрытыми глазами, глядя, как тускнеют звезды, видимые ей одной. Симон поцеловал ее еще раз, а потом встал, чтобы вытереть ее живот куском чистого льна.

— Я могла бы сделать для тебя больше, — сказала Аделина.

— Мы не можем рисковать.

— Я могла бы сделать больше… Только для тебя. Симон вздохнул:

— Миледи, я смотрел на вас и хотел все эти долгие недели. Мое желание было так велико, что одно прикосновение — и я готов был взорваться, что, собственно, — и тут он притиснулся к ней поближе и положил ее голову к себе на плечо, — вы только что сами наблюдали.

Она уткнулась ему в шею, чувствуя на губах солоноватый привкус его кожи, и что-то тихо спросила.

Он повернул голову и, усмехнувшись, поцеловал ее в щеку.

— Я не шутила, — сказала она.

— Мы уже раз подвергли судьбу искушению, — ответил Симон.

— Если опасности сделать ребенка нет, то завтра ночью ты должен мне показать…

Он крепко зажал ей рот поцелуем.

— Тсс, — сказал он, — больше никаких разговоров на эту тему. А то, смотри, эта опасность уже опять поднимается.

Первые два дня двенадцатидневного святочного пира в доме Кардока обошлись без участия лучника Люка. Он сам решил не спускаться в поместье. Безрассудно, говорил он, оставлять в гарнизоне лишь половину солдат, но еще глупее самим лезть в логово врага, прямо в лапы закаленных в боях мятежников и молодых валлийских воинов, которым уж точно не терпится опробовать сталь своих мечей на нормандских шеях.

Святочный пир тем не менее пока обходился без кровопролитий, о чем Люку поспешили напомнить. Солдаты возвращались в казарму, набив животы вполне приличной едой, а сытый солдат — уже залог мира. К тому же если сам Симон Тэлброк, человек недоверчивый и опытный воин, считает для себя возможным все двенадцать ночей спать в доме Кардока, не опасаясь, что ему не дадут проснуться, то вверенным его заботам солдатам едва ли грозит беда, если они несколько часов посидят за столом хозяина долины.

Люк в ответ презрительно поджимал и без того узкие губы. Кардок безумец, говорил он, и дочь его безумна, если отец с дочкой решили породниться с Тэлброком, убившим священника, Тэлброком Отцеубийцей. Разве знаешь, что может выкинуть сумасшедший? На это воинам гарнизона возразить было нечего. И все же они продолжали ходить в поместье по очереди и набивать животы за столом безумного Кардока.

На четвертый день Люк сдался и тоже отправился на пир. Те, кто шли вместе с ним, предпочитали не спрашивать его, с чего это он передумал. Таких, как этот лучник, лучше не дразнить.

Гарольд, оружейник покойного хозяина Тэлброка, не упускал лучника из виду. Он пошел в поместье вместе с ним.

— Я думаю, мы поженимся сразу после Крещения, — сказала Петронилла. — Хауэлл собирался съездить за матерью, которая живет за горами, и привезти ее сюда, чтобы познакомить со мной, но я сказала ему, что она и так все скоро узнает, когда сама приедет к нему весной. — Петронилла встала из-за ткацкого станка и одернула длинную шерстяную тунику, которую она надела поверх отличной выделки длинного льняного платья. — Я думаю, Майде так будет проще, пир продлится на один день дольше, только и всего.

Аделина сделала последний стежок — она подшивала новые настенные портьеры для главного зала.

— Тебе не кажется, что все это очень странно, Петронилла? Пару недель назад ты мечтала лишь о том, чтобы вернуться в Нормандию до наступления зимы. На прошлой неделе ты говорила о том, что в середине лета выходишь замуж за валлийца и больше никогда в Нормандию не возвратишься. Сейчас ты уже хочешь замуж зимой. — Аделина подняла брови и улыбнулась. — К тому есть веская причина, Петронилла?