Небо над Дарджилингом - Николь Фосселер Страница 46

– Тссс… – Шушила приложила палец к губам и направилась к Хелене. – Не надо плакать, мемсахиб.

Осторожно вынув из волос Хелены искусственные цветы и шпильки, индианка принялась расчесывать спутанные пряди гребнем. Она долго молчала, прежде чем Хелена услышала тихий голос, медленно и отчетливо выговаривающий слова:

– Вы не должны думать о хузуре плохо. Иногда он бывает злым, но это не надолго. Он – хороший господин, и все мы его любим. Хузур никогда не бьет нас и платит за работу больше, чем другие. Каждый в этом доме благодарен ему и рад на него работать. Особенно я… – Она запнулась, как будто ей нужно было собраться с духом, прежде чем продолжить. – Родители продали меня еще в раннем детстве, нам, детям, не хватало денег на еду. Я выросла в притоне на одном из базаров Калькутты и, когда подросла, стала там работать. Меня часто били, потому что мужчины злились на меня. Однажды мне пришлось особенно тяжело, и хузур с другим сахибом увидели это. Они заплатили моему хозяину гораздо больше, чем я стоила, и хузур взял меня в свой дом в Калькутте. Он хорошо накормил меня, дал много красивой одежды, а взамен попросил всего-то помогать на кухне. А когда он переехал сюда, то взял меня с собой. Он никогда ничего от меня не требовал как от женщины, хотя иногда мне хотелось бы… Трудно устоять перед таким мужчиной, как хузур.

Шушила снова замолчала. Жалость к несчастной индианке и гордость за Яна, жгучая ревность и чувство благодарности – все смешалось в болезненно сжавшемся в комок сердце Хелены. Стараясь не выдавать смущения, мемсахиб подняла голову и сразу поймала в зеркале взгляд Шушилы. Та пристыженно, словно ее в чем-то уличили, опустила глаза и снова вернулась к прическе.

– Нет, я не смела мечтать о большем, – вздохнула она. – Он и без того дал мне слишком много. Хузур обещал отпустить меня, если я встречу подходящего мужчину, и даже дать хорошее приданое. Конечно, я слышала, что хузур навещает светлокожих женщин и в Калькутте, и в Лондоне. Однако, как ни следила, ни одной из них я не видела в глаза. Когда однажды я спросила его, почему у него нет мемсахиб, он рассмеялся. Потому что нет ни одной, которая могла бы вынести его, сказал он, и ни одной, которая бы быстро ему не наскучила. И потом, когда пришла телеграмма, – индианка с трудом выговорила это английское слово, – где хузур велел мне приготовить эту комнату, я поняла, что он нашел свою мемсахиб. – Она вздохнула, сняла с расчески волосы и бережно опустила их в мусорную корзину. – А когда я впервые увидела вас в Бомбее, мне стало ясно, что хузур не ошибся в выборе… И что теперь мне никогда не удастся заполучить его даже на одну ночь, – шепотом добавила Шушила и положила гребень. – Мне помочь вам одеться? – как ни в чем не бывало спросила она через некоторое время.

Хелена покачала головой. Индианка коротко поклонилась и посеменила к выходу. У двери она еще раз обернулась.

– Хузур никогда не хотел внебрачных детей, – сказала она. – «Дети удовольствия» – это не для него. Хотя иногда я ничего не желала так, как иметь от него ребенка…

Она уже открыла дверь, когда услышала за спиной свое имя.

– Шушила! – Некоторое время Хелена напряженно смотрела на нее, словно подбирала слова. – Спасибо, – сказала она наконец.

Индианка поклонилась, сложив перед грудью ладони, и закрыла за собой дверь.

Хелена устало посмотрела в зеркало. Ее лицо опухло от слез, глаза покраснели. Ее глубоко тронула судьба Шушилы, теперь Хелена стыдилась и своих подозрений, и своей ревности. «В конце концов, это поправимо, – думала она. – Ведь Шушила не сердится на меня за то, что я лишила ее последней надежды в отношении Яна». Она вспомнила смиренное лицо индианки. Разумеется, Хелена знала, что Ян далеко не невинен. И она ревновала его к каждой женщине, какими бы безымянными и безликими они ни были, и думала о них каждый раз, когда видела и ласкала его. Тем не менее он женился на ней, на вздорной, непривлекательной девчонке, которая, казалось, не могла дать ему ничего такого, чего бы у него не было. Он, такой могущественный, красивый, богатый… Почему?

Скользнув взглядом в отороченный зеленым кружевом вырез платья, Хелена еще раз удивилась тому, как попышнела ее грудь. Она встала, разглядывая себя в полный рост, положила руки на талию, повернулась. Никогда еще Хелена не уделяла столько внимания своему отражению в зеркале. Она подошла ближе, откинула с лица волосы, так что они упали на плечи прямыми прядями, потом подняла их, уложив пирамидой.

Была ли она красива? Нравилась ли Яну? Она не знала. Аластер Клайдон сказал ей как-то, что ее волосы имеют цвет спелой нивы в лучах закатного солнца, а глаза мерцают, как гладь океана в погожий день. Тогда она его высмеяла, потому что эти сравнения прозвучали глупо. Хотя, может, в них и была доля правды… Хелена внимательно разглядывала свое лицо, приближая его к зеркалу, пока не ткнулась носом в холодное стекло. Это словно привело ее в чувство. Испуганно отшатнувшись от зеркала, она оглядела комнату. Правда ли, что говорила ей Шушила, будто Ян устроил здесь все специально для нее? Только для нее одной? Хелена прикусила нижнюю губу, почувствовав угрызения совести. Тем не менее от этих мыслей на душе у нее не полегчало, и она снова повернулась к зеркалу.

Так почему же он женился именно на ней? Почему не на Амелии Клайдон, которая куда красивее? Почему не на какой-нибудь другой даме из высшего общества, лондонского или калькуттского? Неужели Хелена ему хоть чуточку нравится?

Так она размышляла и мучилась сомнениями, то желая во всем подражать великосветским красавицам, то боясь превратиться в расфуфыренную куклу, как Амелия Клайдон, пока наконец не позвонила в колокольчик.

Когда в комнату вошла Ясмина, Хелена долго подыскивала подходящие слова, прежде чем изложить свою просьбу.

– Я… хочу хорошо выглядеть. Ты знаешь, что нравится хузуру?

Индианка позвала девушек, и работа закипела. Одна подогрела воду, другая принялась растирать масла и эссенции, третья принесла из кухни полную миску каких-то перемолотых в порошок трав. Процедура оказалась долгой, однако Хелена не могла не признать, что получила от нее немалое удовольствие. Наконец Ясмина положила перед ней оранжевое чоли и такого же цвета сари с золотой вышивкой и красной каймой. А потом достала из ящика в туалетном столике вырезанную из розового дерева шкатулку, и, когда открыла ее, у Хелены перехватило дыхание. Чего здесь только не было! И золотые цепи всевозможных размеров и форм, и кольца, и браслеты, и ожерелья, и драгоценные камни, бирюзовые и светло-голубые, красные, зеленые, темно-синие и прозрачные, как стекло.

– Чье это? – удивилась Хелена.

– Ваше, разумеется, мемсахиб, – ответила Ясмина. – Хузур захотел сделать вам приятное.

Хелена выбрала золотое колье с рубином, несколько браслетов и тоненькие цепочки с колокольчиками для щиколоток.

Когда все было кончено, Ясмина подвела ее к зеркалу. Хелена так и застыла с разинутым ртом, не заметив, как служанка с довольной улыбкой выскользнула из комнаты. В мерцающем свете уже зажженных к тому времени ламп кожа Хелены бархатно серебрилась, глаза лучились, волосы шелковистыми локонами струились по плечам. Сари мягко обволакивало округлившиеся формы тела, словно корсетом, стянутые узким чоли. Хелена не узнавала себя в этой соблазнительной красавице и чувствовала непреодолимое желание немедленно показаться Яну. Она поворачивалась к зеркалу то одним, то другим боком, отходила, снова приближалась, проводила рукой по блестящим волосам и гладкой коже и никак не могла собой налюбоваться.