Четыре четверти. Взрослая хроника школьной любви - Александр Юк Страница 46

На столике перед дородной главой семьи стояла опустошенная батарея стаканов из-под чая. Снимая черную мохеровую кофту, она сокрушенно пообещала:

– Пять стаканов. Теперь всю ночь буду потеть.

Маша обняла руками колени и опустила на них голову.

Метроном стука колес запустил обратный отсчет времени. Поезд мчался, прорезая ночное выбеленное безмолвие, из ночи сегодняшней навстречу прошлому. Из снегородящего московского декабря – в охваченный жарой питерский июнь…

Сабантуй по случаю списания в архив десятого предпоследнего класса был объявлен в пустующей квартире Жана. Георгий Силуянов, он же Жан, был, вне всякой конкуренции, главным не только на этой вечеринке и даже не только в классе. В этом году он окончательно закрепил свои позиции в отношениях с первой ученицей – Машей Барышевой, чтобы это больше ни у кого не вызывало сомнений. Маша дружила с ним, и эта дружба гарантировала ей защиту от любых школьных неожиданностей. За Жаном было надежно. Он был всегда галантен, остроумен и классно танцевал. Глядя на отсиживающихся по углам недоразвитых мальчишек, девчонки не выделывались, если их приглашал Жан. Машке завидовали.

Было откровенно поздно. Этого нельзя было сказать по июньскому белоночному небу за окном, но Маша уже устала от грохота музыки и разгулявшихся мальчишек, цеплявших снующих мимо длинноногих девчат. Голова гудела и чуть плыла от шампанского и от сигаретного дыма, который, как ни выгоняли курильщиков на лестницу, все равно через приоткрытую дверь заволакивало в комнату. Надо было сматываться, пока на Васильевском не развели мосты. Оставалось только отыскать Эльку, чтобы свинтить вместе. Но подруга, как назло, незнамо куда запропастилась. Маша прошлась по квартире, выискивая ее в кучкующихся группками ребят, нарвалась на запертую дверь, выглянула на лестницу, закашлявшись от сигаретного угара, проверила балкон, спугнув обнимающуюся парочку, и растерянно остановилась посреди гостиной. Никто, кого бы она ни допрашивала, не в состоянии был ничего членораздельного сказать об Эльке. Не могла же она уйти без нее?

Жан, неожиданно возникший из-за спины, обнял мягко за талию и шепнул:

– Пошли, Мэри.

– Ты знаешь, где Элька?

Он утвердительно кивнул. Она послушно пошла за ним, доверчиво держась за его плечо. Он пропустил ее вперед, приоткрыв дверь темной, задернутой занавесками комнаты, куда Маша не заглядывала. Маша не увидела Элю сходу и тихо окликнула:

– Эль…

Что-то металлически щелкнуло за спиной. Она оглянулась. Жан обволакивающе обвил ее обеими руками и привлек к себе. Маша не могла понять, чего это он вдруг. Она попыталась высвободиться и, к удивлению, поняла, что не может даже пошевелить прижатой к телу рукой. Она ощутила возле своих губ его горячее дыхание, отвратительно пахнущее незнакомым запахом винного перегара. Маша отвернула лицо и прошипела:

– Пусти.

Она попыталась еще раз вырваться, но вместо свободы почувствовала, как руки ее больно уходят за спину, а в следующее мгновение поняла, что теряет равновесие вместе с наваливающимся на нее Жаном. Маша не могла уже ничего сделать и лишь в ужасе зажмурила глаза, ожидая страшного удара об пол, но еще раньше скрипучий кожаный диван подставил, спасая, свои расползающиеся подушки. Маша ударилась о спинку дивана, хотя не так жутко, как ожидала. Вся тяжесть тела Жана раздавила ее так, что стало трудно дышать. Вывихнутые руки были зажаты под спиной. Она ощутила потные пальцы, воровски шарящие по блузке, скользящие по ноге к бедру, задирая, комкая подол тонкой юбки. И опять это дыхание, полное нечистот, пытающееся отыскать ее губы.

Она выгнулась всем телом и вдруг рванулась не вверх, а вбок. Жан от неожиданности, хватаясь рукой за воздух, перевернулся и, слетая с дивана, угодил головой о край журнального столика. Маша услышала глухой удар и дикий вскрик, прежде чем с жутким грохотом перевернувшийся стеклянный столик, сбрасывая вазу с фруктами и огрызками, накрыл рухнувшего на пол Жана.

Маша кинулась к оказавшейся запертой двери и в панике никак не могла совладать в полутьме с предательски сопротивляющейся защелкой. Она боялась даже оглянуться назад. За те секунды, что она воевала с заклинившей дверью, ей то казалось, что Жан встает у нее за спиной и сейчас вновь набросится на нее, то представлялось, что он мертв и лежит в крови с размозженной от удара об острый край стола головой. Наконец до нее дошло, что она пытается высадить открывающуюся вовнутрь дверь. Маша вырвалась наружу и лицом к лицу столкнулась с Элькой и Ванькой Ивановым. Они стояли напротив в дверном проеме только что запертой комнаты, с любопытством взирая на нее. Вид у обоих был, мягко говоря, помятый: брючный ремень волочился за Ван-Ваном по полу, а футболки не было вовсе. Элька была босиком и придерживала в кулаке распадающиеся края кофточки, под которой сверкало голое тело. Секунду они стояли друг перед другом с полуоткрытыми ртами, пока Элька неожиданно не расхохоталась, медленно оседая вдоль стены. Маша опустила глаза и поняла, что ее внешний облик немногим лучше. Растерзанная на груди с вырванной пуговицей блузка так же, как и у Эльки, выбилась из-под съехавшей на бок измятой юбки. На ногах оставалась лишь одна босоножка, и Маша стояла, перекосившись на бок. Она кинулась к выходу, где уже толпились ничего не понимающие любознательные курильщики. Ребята отхлынули, когда Маша пронеслась мимо них вниз по лестнице и хрястнула дверью парадного так, что зазвенели треснувшие стекла.

Маша бежала, хромая, по заспанному Петербургу, пока были силы. У набережной она остановилась, содрала бессмысленную босоножку и зашвырнула на середину канала. Она не могла избавиться от мерзости произошедшего и не могла поверить, что это не жуткий похабный сон. Она все еще ощущала липкие пальцы на своей груди, вызывающее тошноту чужое ядовитое дыхание, боль в вывихнутой руке… И глаза Эли, Ван-Вана, толпящихся ребят – они не выходили из головы…

Маша уехала в Москву той же ночью, едва свалив в чемодан первые попавшиеся под руку вещи.

– Девушка, что с вами? Вам плохо? Вот, выпейте чаю.

Худосочный сосед по купе склонился над ней со стаканом в руке. Маша открыла полные слез глаза, медленно осознавая себя во времени и пространстве.

– Леня. Не лезь! – приказала толстуха.

– Заткнись! – вдруг зло огрызнулся тщедушный Леня, и дородная его супруга замерла со страхом непонимания на удивленном лице.

В купе постучались. Ребятенок, не дожидаясь указаний родителей, повис на ручке и не без труда сдвинул массивную озеркаленную дверь. Когда Маша увидела Женю, она даже не удивилась. Просто его невозможное явление в мчащемся сквозь ночь экспрессе было нормальным сверхъестественным откликом на отчаянный немой крик, вырвавшийся из ее души. Он не мог не появиться сейчас в эту минуту, если он на самом деле любил ее.

– Почему тебя так долго не было? – спросила Маша.

И Женя тоже не изумился ее вопросу:

– Я не мог найти твой вагон. Мне казалось, что он двенадцатый.

– Шестнадцатый.