Герой снов - Лиза Клейпас Страница 46

Несмотря на всю черствость, Николай отпрянул при виде ее лица, осознав, что все это правда: Эмма его ненавидит, и он сам этого добился… Да, ему казалось необходимым оттолкнуть ее, чтобы сохранить себя, свою независимость. Но теперь он был совсем не рад, что достиг цели. Он был удручен, как никогда в жизни. В висках стучало, в ушах стоял звон, тонкий и пронзительный звук впивался в голову, становясь все мучительнее с каждой минутой. Николай потер лоб, стремясь как-то облегчить боль. Нет, сейчас никаких споров. Он разберется с женой потом.

"Убирайся отсюда", - хотелось ему сказать, но слова выговаривались вперемежку на русском и английском. Мысли путались, все стало зыбким, расплывалось…

– В чем дело? - резко спросила Эмма, но он только растерянно помотал головой.

Последовавшее напряженное молчание нарушил мистер Сомс, почти вбежавший в библиотеку с реставрируемой картиной в руках.

– Ваша светлость, - заговорил он на ходу, не замечая, что прерывает семейную сцену. Улыбнувшись при виде Эммы, он бережно водрузил картину на стол Николая и отступил. - Княгиня Эмма, я расчистил портрет. Вы непременно должны на него взглянуть. Это нечто необыкновенное. Видите?

Николай сосредоточил взгляд на портрете. Перед ним был мужчина лет тридцати, с золотисто-каштановыми волосами, янтарными глазами, высокими скулами, резко очерченным овалом лица и упрямым, крепко сжатым ртом.

"Бог ты мой! - Он словно уставился в зеркало. Это была точная его копия. - Это мое лицо, мои глаза…"

Внезапно голову снова пронзила острая боль. Он попытался отвести взгляд в сторону и не смог. Как сквозь туман до него донеслось потрясенное восклицание Эммы:

– Это же вылитый ты!

Последнее слово эхом прокатилось в его мозгу: "Ты-ты-ты…"

Николай сделал отчаянную попытку вырваться из странного наваждения, но тело и разум не повиновались ему. Он зашатался и рухнул на пол. Картина словно затягивала его в себя, магнитом тянула душу, высасывая жизнь из цепенеющего тела. Он погружался во тьму, и цвет, ощущения, само время уходили, уносились от него прочь тающим водоворотом теней.

"Я умираю", - подумал он, захлебываясь в потоке горького раскаяния. Какую пустую жизнь он вел! Теперь никто о нем не пожалеет, не заплачет на его могиле. Внезапно ему захотелось, чтобы Эмма обвила его сильными тонкими руками, влила в него тепло… Но вокруг была пустота… ничто… Лишь мучительное смятение угасающих мыслей.

(В этой части автор излишне вольно обращается с хронологией и реалиями русской жизни Петровского времени.)

И сердце бьется в упоенье,

И для него воскресли вновь

И божество, и вдохновенье,

И жизнь, и слезы, и любовь.

А.С. Пушкин

Ноябрь 1707 года. Москва

Кто- то проговорил по-русски:

– Ваша светлость, пора ехать. Ваша светлость…

Незнакомый голос неотступно бубнил, и Николай, медленно просыпаясь, застонал от мучительного стука в висках. Во рту стоял кислый привкус выпитого накануне вина. Протерев глаза, он обнаружил, что сидит за дубовым столом, уронив голову на твердую столешницу.

– Всю-то ночь вы пили, - продолжал корить его незнакомец. - Уже и времени нет побриться и переодеться перед выбором невесты. Пожалуйста, князь-батюшка, просыпайтесь поскорее. Надо!

– О чем ты болтаешь? - озадаченно пробормотал Николай. Голова была налита тяжестью. В комнате пахло знакомо и уютно: не приторным ароматом крахмала и шерстяных тканей, как в его английском доме, а свечным воском, березовыми дровами и кисленькой терпкостью клюквы. Этот запах был таким родным, так сильно вызвал в памяти родину, что он снова закрыл глаза и глубоко, с наслаждением вдохнул. Постепенно в мыслях всплывало недавнее: ссора с женой, портрет…

– Эмма, - произнес он, с усилием, поднимая голову, и, протерев глаза, продолжал:

– Где моя жена? Где…

Однако слова замерли у него на устах при виде незнакомой обстановки. Худенький юноша в старинном русском платье терпеливо ждал рядом. Его карие, такие же темные, как волосы, глаза сверкали раздражением и досадой.

– Ваша светлость, мы найдем вам жену, как только вы соизволите проснуться и отправиться на смотрины.

Николай подпер голову руками и прищурился:

– Ты кто такой?

Молодой человек тяжело вздохнул:

– Боюсь, вы приняли больше, чем я думал. Если хозяин не помнит, как зовут его любимого дворецкого, у него наверняка в голове туман. Как же мне быть, как не Федькой Сударевым. - Он подхватил Николая под локоть, чтобы помочь ему встать из-за стола, но Николай с тихим рычанием стряхнул его руку.

– Не тронь меня!

– Я пытаюсь вам помочь, князь-батюшка.

– Тогда скажи лучше, где я… и что случилось после того, как…

Тут Николай случайно опустил глаза и замолк на полуслове, заметив, во что одет. На нем были бархатная безрукавка, узкие штаны и белая рубашка с широкими, подхваченными в манжетах рукавами. Наряд выглядел нелепо старомодным, как и платье дворецкого. Вспыхнув от злости и стыда, он решил, что это чья-то глупая шутка. Однако когда он огляделся кругом внимательно, досада его сменилась тревожным изумлением.

Комната оказалась точной копией его покоев в московском особняке Ангеловских. Выложенный хитроумным узором, на манер персидского ковра паркет, позолоченная мебель, тончайшая кружевная резьба на стенах и окнах были знакомы ему с детства. Но когда он оказался в изгнании, все это осталось там, на родине.

Николай, пошатываясь, поднялся.

– Что происходит? - прошептал он. - Где я? - Голос его зазвенел, срываясь в крик:

– Эмма, где ты, черт тебя побери?!

Федька встревоженно уставился на него:

– Князь-батюшка, здоровы ли вы? Может, хотите что-нибудь скушать? Может, хлебца свежего, мягкого? Рыбки копченой? Или говядинки запеченной?

С внезапной поспешностью Николай шагнул мимо него к двери и ошеломленно замер на пороге. Он стал метаться из комнаты в комнату, как зверь, попавший в клетку. Он ничего не понимал. Пот заливал ему глаза, сердце стучало, словно желая выпрыгнуть из груди. Он уже никогда не надеялся увидеть то, что было вокруг: мебель, стены, иконы… Столь же странно одетые слуги кучками теснились по углам, растерянно жались к стенам при встрече, но заговорить не осмеливались.

– Князь-батюшка, - послышался за спиной встревоженный голос дворецкого.

Однако Николай не остановился, пока не добрался до входной двери. Он распахнул ее, и порыв резкого ледяного ветра ударил ему в лицо, ожег щеки, пробрался в тонкие рукава. Князь содрогнулся и замер на месте.