Ближний берег Нила, или Воспитание чувств - Дмитрий Вересов Страница 47

— Объяснять ничего не буду. Если хочешь, можешь все сам увидеть.

— Ну, выбрали что-нибудь? — нелюбезно спросила продавщица сувенирного отдела.

Ее раздражение было нетрудно понять: посетители Гостиного Двора проходили мимо этого хилого отдельчика, немногие останавливались на несколько секунд и, окинув беглым взглядом выставленный товар — топорных мишек с перекошенными физиономиями, горбатые шкатулки, вырубленные из полена в артели безруких инвалидов, красные флажки с бахромой и великое множество изображений одного и того же плешивого раскосого гражданина с жиденькой бородкой, исполненных на бумаге, ткани, металле, пластмассе и стекле, — отворачивались и шли дальше.

Иногда безмятежный покой продавщицы нарушали растрепанные, запыхавшиеся тетки с длинными списками в руках. Сверяясь со списками, тетки брали сразу по несколько десятков вымпелов, жестяных значков, медалек, а иногда и мишек со шкатулками, тщательно отсчитывали мятые купюры и непременно требовали товарные чеки. Это было продавщице близко и понятно: профсоюзные активистки, готовятся к какому-нибудь торжественному мероприятию или же спешно расходуют подотчетные средства в последние дни отчетного периода. Люди при деле, да и покупатели основательные. Эта же парочка юных оболтусов крутится возле прилавка уже минут десять, глазеет непонятно на что, покупать ничего явно не собирается, только держит несчастную женщину в напряжении…

Парень мотнул головой, положил на место бронзовую медаль с изображением ракеты и словами «Ленин жив вечно!» и начал отходить. Но девка, оказавшаяся намного наглее, удержала спутника и заявила продавщице:

— Еще нет. Покажите вон ту ложку.

Продавщица в сердцах хлопнула о прилавок длинную деревянную ложку с облупившейся краской, а парень неожиданно схватил девку за рукав и, показывая за окно, взволнованно зашептал:

— Ой, Линда, смотри, это же Стефанюк!

— Тиш-ше, — зашипела она и оттащила его в сторонку. — Стой так! — тихо сказала она, встав между Нилом и застекленным выходом на галерею. — Обними меня и смотри поверх моей головы. Ты будешь его видеть, а он тебя нет… Ну, что там?

— Стоит, мается. В ногах сумка… Какой-то типчик рядом крутится. Так, подошел. Стефанюк достает диски… Слушай, это ж не мои диски!

— Естественно, не твои. Что я, по-твоему, полная дура?

— Но я думал… Ой, смотри, никак Катя?!

— Правильно. Явление второе. Все идет по плану. Рассказывай, что она?

— Подходит к Стефанюку, осматривается. В руках пакет. Что-то говорит, он кивает. Она раскрывает пакет… Ага, вот и мои пластинки!

— Дальше!

— Стефанюк рассматривает… Трясет их, гад, нюхает даже. Слушай, зачем он их нюхает?

— Потом расскажу. Что сейчас?

— Два отложил, взял третий. Что-то спрашивает, она, похоже, не соглашается.

— Торгуются. Все верно. Теперь?

— Кладет в сумку. Деньги достал, пересчитывает. Озирается… Ох, атас!

— Что такое?

— Дружинники. Или менты переодетые. Здоровые, гады. Хватают его, руки выворачивают. В сумку лезут! Господи!..

— Спокойней, Баренцев!

— Но они же… Это же мое!..

— Да успокойся ты, дурила! Сколько прихватчиков?

— Д-двое… Один — совсем шкаф. Второй тоже не слабый!

— Этот второй — он в серой кепке с завязками на макушке?

— Да. Лица не вижу, спиной повернут… А что?

— А то, что все хорошо! Идем отсюда.

— Как это — идем?

— Ногами. Потом на троллейбусе.

— И куда?

— К нам, естественно. Бабки подбивать. Если точнее — делить… Ну, что дрожишь, маленький мой?

Она поцеловала Нила в щеку и потащила к лестнице.

Дверь им открыл Ринго, чем, похоже, очень удивил Линду.

— Ты уже здесь?! Как успел?

— Элементарно. «Волга», она побыстрей троллейбуса будет. И на остановке загорать не требуется. Теперь черед удивляться настал Нилу.

— Так и ты там был?

— А как же! Кто, по-твоему, задерживал злостных спекулянтов импортными товарами?

— Но один-то мент был здоровый, как слон, а второй — в кепке и вроде без усов.

Ринго самодовольно усмехнулся и потянул за черный висячий ус. Усы отклеились.

— Сбрил! — ахнул Нил.

— Искусство требует жертв. А уж если искусство еще и навар дает…

Нил кивнул, а Линда сразу посерьезнела и спросила:

— Сколько взяли?

— Триста наличными и кое-что натурой, — столь же серьезно ответил Ринго.

Деловитая обыденность этого диалога подействовала на Нила, как ушат ледяной воды. Истерическая эйфория, в которой он пребывал в течение всего дня, моментально улеглась, и ему вдруг открылась неприглядная реальность сегодняшнего приключения. Мошенничество! Он стал соучастником мошенничества! Они обманом отняли у Стефанюка деньги и вещи, а теперь пришли делить награбленное.

"Но ты здесь ни при чем. Ты же ничего не делал… А вдруг он тебя узнал?

Или Линду?.. Но какова Линда! Во что меня втянула!"

Нестройный хор внутренних голосов заглушил один — взрослый, холодный, словно бы чужой: «Хорош прикидываться! Последний кретин бы понял, что эти денежки не с неба свалились. И ты прекрасно это понял, только не захотел в этом признаться. А теперь, когда деньги достанутся не тебе, ни с того ни с сего и ум пробудился, и совесть заработала. Большая ты скотина, Баренцев…»

— Эй, да что с тобой? — Линда подергала его за рукав. — Очнись, спящий красавец! Он дал увести себя в комнату. На тахте лежала Катя и листала иллюстрированный модный журнал, а за столом, держа в руке литровую пивную кружку, восседал монументальный парень с открытым, несколько грубоватым лицом, будто срисованным с плаката « Если тебе комсомолец имя…». Нил даже не удивился, узнав в нем сегодняшнего напарника Ринго.

— Что ж, господа, все в сборе, прошу к столу, — провозгласил Ринго и обратился к сидящему за столом гиганту:

— Леша, знакомься, это Нил, хозяин дисков.

— Образцов, — пробасил плакатный комсомолец и придвинул к Нилу полиэтиленовый пакет с пластинками. — Получите.

— Убедительно у вас получилось сегодня, — робко заметил Нил.

— Леша профессионал, социальный герой из областного драмтеатра, — пояснила Линда, а на выразительном лице Ринго появилась скептическая гримаса. — Ценнейший кадр… Но пластинки на всякий случай проверь.

Леша хмыкнул.

— Не доверяешь?.. И правильно делаешь. — Он достал из стоящей на полу черной сумки еще один яркий плоский квадрат и метнул его поверх пакета. — Очинно я Фрэнка Заппу люблю, дорогой товарищ. Презентовали бы.