Больше, чем страсть - Джудит Макуильямс Страница 47

— Значит, вам нужно завести собственную фабрику,

— Фабрику! — повторил Филипп так, словно это была непристойность. — Я граф. Я владею землей, а не фабриками.

— «Будущее за фабриками», — процитировала Маргарет статью, которую она прочитала в «Тайме».

— Галиматья!

— Будущее Неда — на фабрике.

— Я ничего не знаю о фабриках.

— Станьте партнером того, кто знает. — Это упрощенное разрешение сложной проблемы.

— Нет, это практическое разрешение проблемы Неда и, осмелюсь предположить, множества других демобилизованных. «Как это по-женски — взять и проигнорировать все проблемы, сопряженные с таким невероятным планом», — с сарказмом подумал Филипп. «Найдите партнера», — сказала она. А где, интересно, он найдет партнера? Среди его знакомых, разумеется, нет владельцев фабрик.

Хотя его поверенный, наверное, кого-нибудь знает. Старый Бландингс удивительно проницателен. Но все равно… Филипп вздрогнул, подумав, что сказал бы его отец, если бы он позволил связать имя Морсби с какой-то профессией.

Карета остановилась перед домом Ливенджеров, и Филипп отпустил свои мысли на все четыре стороны. Он займется идеей Маргарет позже. Сейчас же он должен сосредоточиться на проталкивании своего законопроекта.

Но сначала он решил протанцевать с Маргарет. Исключительно ради приличия. Только чтобы убедиться, что о нем не говорят, будто бы он — самодовольный муж. Либо слепой муж. Боль пронзила его при воспоминании о Роксане и его невероятной доверчивости. «Больше никогда!» — пообещал он себе, властно беря Маргарет за руку и направляясь к парадной двери.

Маргарет поморщилась, когда его пальцы обхватили ее запястье. Она быстро взглянула на него, но замкнутое выражение его лица не располагало к замечаниям. Выражение это не сулило ничего хорошего этому вечеру, от которого она и раньше ничего не ждала.

Хорошо хоть Джордж, кажется, счастлив во Франции. Она напомнила себе о том, что в темницу ее заглянуло солнце, Пока же она будет всеми способами стараться протолкнуть законопроект Филиппа — ведь когда он будет принят, она сможет вернуться к своей прежней жизни. Вернуться туда, где все проще и все правила понятны.

Расправив плечи, она вошла в особняк и приготовилась выдержать этот вечер.

— Будут ли еще какие приказания на сегодняшнее утро, милорд? — спросил камердинер Филиппа.

— Нет, можете идти, — ответил тот; все его внимание было сосредоточено на двери, ведущей в комнату жены. Его глаза устремились на каминные часы. Только девять, а они вернулись с бала у Ливенджеров после двух. Спит ли еще Маргарет?

Его обдало жаром, когда воображение услужливо нарисовало ему Маргарет, лежащую посредине кровати, с золотистыми волосами, разметавшимися по белой наволочке, и со щеками, порозовевшими от сна.

Филипп почувствовал, что задыхается. Он может войти в ее комнату. В конце концов, вчера ночью, когда они Вернулись домой, он ведь устоял перед искушением и не сделал этого, несмотря на то что хотел ее. Нет, не хотел — он посмотрел в глаза неприятной правде, — он вожделел ее тела. Вожделение это было столь могучим, что он встревожился.

Но ему удалось обуздать свой порыв. Это его утешило. Он повернулся к ней спиной и ушел в свою комнату, доказав самому себе, что владеет собой. И посему может спокойно войти в ее комнату сегодня утром и узнать, что она сделала за вчерашний вечер, чтобы помочь ему с законопроектом.

Поспешно пройдя через общую гостиную, он тихо открыл Дверь и вошел в спальню. Маргарет стояла перед гардеробом, руки ее были заведены за спину. На лице у нее было недовольное выражение.

— Что это вы делаете? — спросил Филипп. Маргарет вздрогнула от неожиданности, услышав его голос. Она беспокойно посмотрела на него, не понимая, что ему нужно. Вдруг щеки ее вспыхнули — она вспомнила, когда он в последний раз был в ее комнате и что тогда произошло. Но это было всего лишь вчера. Конечно, он еще не может хотеть повторения.

«Интересно, как часто мужчина ласкает женщину?» — подумала она. У нее не было ни малейшего представления об этом, и вряд ли она могла обратиться к кому-то с таким вопросом.

— По-видимому, госпожа супруга, вам следовало бы пребывать в постели, если вы еще не проснулись. При слове «постель» Маргарет покраснела еще гуще,

— Я, право же, проснулась. Просто меня испугало ваше неожиданное появление.

— Где ваша горничная?

— Мне не нужна горничная, чтобы одеться. — Маргарет незаметно попыталась дотянуться до пуговиц на спине.

— Когда я вошел, вам это не очень-то удавалось. Повернитесь.

— Повернуться?

— Я застегну вам платье.

— В этом нет необходимости, я могу…

— Повернитесь.

Маргарет еще немного поупиралась, но природный здравый смысл заставил ее признать тщетность этих попыток. Лучше уж пусть застегнет ей пуговицы и, может быть, уйдет.

Она неохотно повернулась и вздрогнула, ощутив у себя на спине его пальцы. Кожа ее ощутила череду тонких уколов, а когда Филипп соединил на ее спине обе части платья, покрылась пупырышками. Ткань плотно обтянула ее груди и терлась о чувствительные соски.

К счастью, он все проделал быстро, и она поспешно отступила назад.

Филиппа охватила ярость, когда он увидел, как она торопится отойти от него. Как будто в его прикосновении есть что-то дурное.

Он отвернулся, и тут его взгляд упал на письмо, лежащее на столике у кровати.

Письмо от Гилроя. Он вдруг вспомнил, что вчера вечером пришел к ней, чтобы поговорить об этом, но разговор их не был закончен.

— Вы не должны переписываться с Гилроем. Я напишу ему и сообщу, что с вами все в порядке, — добавил он на тот невероятный случай, если он действительно ее родственник.

— Даже Бог не требует слепого подчинения своим указаниям! — сказала Маргарет, зная, что обязательно должна написать Джорджу. Иначе он станет волноваться, а тогда ему может прийти в голову отправиться на ее поиски. Она с трудом подавила дрожь при мысли о том, какой разразится скандал, если Джордж обнаружит, что она разыгрывает роль жены Филиппа.

— Вы никому не должны писать без моего разрешения! Вы меня слышите?

— Слышу, и, без сомнения, вас слышит вся прислуга. — Маргарет хотела нанести ему удар, достаточно сильный, чтобы поколебать его неизменную уверенность в том, что только его точка зрения имеет значение.

— Это мой дом, и если мне хочется орать, я буду орать! А вы моя жена — и будете делать то, что я скажу! Смяв письмо в руке, он швырнул его в камин и вышел. Маргарет устало потерла лоб; в висках начинала пульсировать боль. Вчера она поздно легла, и теперь сражение с Филиппом оказалось последней соломинкой, сломавшей спину верблюду. Хотя эту перепалку никак нельзя назвать сражением. Сражение предполагает, что обе стороны в состоянии нанести вред друг другу, а она способна только испортить настроение Филиппу, и вряд ли это можно считать победой.