Не было бы счастья - Наталья Рощина Страница 47

— Для чего, глупая, по-моему, это даже страшно.

— Нет, я бы все равно спросила хотя бы о том, сколько лет нам предстоит прожить вместе.

— Какой ты, в сущности, ребенок, — засмеялся Мартов. — Вот я бы ни за что не хотел знать этого сейчас.

Лита пожала плечами, мол, в этом мы расходимся во мнении. Ни она, ни Мартов, никто другой, кроме Вершителя судеб, не могли знать, что их счастливый брак будет длиться чуть больше трех лет. Тридцать лет одиночества, лицемерия и притворства — и немногим больше тысячи дней полноценного человеческого общения. Георгий наверняка назвал бы такое положение вещей несправедливым. Это было бы в его стиле — давать всему оценку, забывая о собственных проступках. Его память щадила своего хозяина, пряча в глубины подсознания все отрицательное. Он сам умел контролировать эмоции, не давая им бередить себя вопросом: не слишком ли далеко он зашел в желании превосходить? Начинался новый короткий этап его жизни. Для счастья — мало, для горя — бесконечно. Две судьбы сплетались воедино.

Месяц промчался незаметно. Предсвадебные хлопоты способствовали этому. Мартов сделал еще одну попытку поселить Литу в загородном доме до свадьбы, но она посмотрела на него таким взглядом, что он уступил, теперь уже до самого торжества. Они и так проводили вместе много времени. Лите казалось, что это нормально, а Георгий про себя думал, что ни одному существу на свете он не уделял столько внимания и не был к нему так привязан. Они вместе выбирали платье невесте, костюм жениху, обсуждали меню свадебного стола, выбирали приглашения для гостей. Часто их сопровождало несколько вездесущих журналистов. Мартов держался спокойно, с достоинством, Лита немного робела, но выбора не было. Ослепительно улыбаясь, она предоставляла Мартову отбиваться от назойливых вопросов.

— Вы действительно намерены жениться на девушке, которая вдвое моложе вас?

— Да, спасибо, что посчитали. Это приятно, что кроме микрофона вы иногда берете в руки калькулятор, — улыбаясь голливудской улыбкой, ответил Георгий.

— Скажите, а вашу юную избранницу не пугает туманная история с гибелью вашей первой жены?

— Ее ничто не пугает. Ни убийство Листьева, ни Холодова, ни Старовойтовой, ни принцессы Дианы. Потому что к смерти в наше время привыкнуть гораздо легче, чем получить шанс на нормальную человеческую жизнь, — перестав улыбаться, ответил Мартов. Он с силой сжал ладонь Литы и, почти оттолкнув журналиста, зашагал к выходу из бутика, куда они зашли купить подарки близким.

Подойдя к машине, Мартов помог спутнице сесть в нее. Сам, заняв место рядом с водителем, буркнул:

— Поехали отсюда к чертовой матери, пока я не разбил эту чудо-камеру о голову репортеришки.

— Понял вас. — Саша всегда понимал хозяина без слов. Боковым зрением он видел, как напряглись его скулы на загорелом лице. Лита сидела, уставившись в окно. Свои вопросы она не решалась задавать в машине. Они приехали в загородный дом. Выгрузили покупки. Стеблова пригласила их к столу, но Лита не сказав ни «да», ни «нет», попросила Георгия пройтись к озеру. Он понимал, что его сегодняшнее поведение не останется без вопросов. Присев на лавочку возле спокойной глади, Лита вздохнула. Она не могла сразу подобрать нужные слова. Она обещала маме не копаться в его прошлом, если не представится удачного повода для этого. Кажется, сейчас самое время, нужно только правильно подобрать слова.

— Гера, я давно хотела спросить тебя, но все не решалась.

— Вступление мне уже не нравится, — садясь рядом, перебил ее Мартов.

— Тогда извини меня заранее, но я не хочу делать вид, будто меня ничто не удивляет, не беспокоит.

— Я слушаю и готов откровенно тебе все рассказать, спрашивай.

— Скажи, твоя жена была счастлива с тобой?

— Вопрос не по адресу, — недовольно поморщился Мартов.

— Да или нет? Остальное — от лукавого!

— Она выходила за меня по любви, по вашей женской логике, значит, да.

— Дело о ее гибели прикрыли, почему?

— Лита, откуда такой прокурорский тон? Не прикрыли, а закрыли, имея налицо все признаки несчастного случая. Ты что, сидела в местной библиотеке и читала всякую чушь обо мне и Светлане?

— Нет, нигде я не сидела.

— Тогда почему ты обвиняешь меня? Я же чувствую по тону, каким ты говоришь! Ты думаешь, если прошло три года, то у меня внутри уже все перекипело, можно поднимать закрытую для всех тему?

— Ты не говорил, что у нас есть запрещенные темы.

Мартов поднялся и подошел совсем близко к озеру, настолько, что вода коснулась носков его обуви. Он сложил ручей на груди и, не оборачиваясь, сказал:

— Мы прожили вместе почти тридцать лет, а были близки в какие-то редкие мгновения. У нас родилось двое детей, и даже это не сблизило настолько, чтобы говорить о счастье. Мы принимали наш союз как нечто необходимое обоим. Тебе трудно понять это. Прошу, не забивай себе голову копанием в том Мартове, которого уже нет. Он умер, понимаешь! Я сам придавил его могильным камнем.

— Ты говоришь странные вещи, — Лита подошла к нему, повернула к себе лицом.

— Я говорю правду, милая. Перед тобой другой человек, только имя и фамилия остались прежними. Можешь принимать белый лист бумаги, где есть чувства к тебе и надежда на будущее. Остальное сейчас для меня не имеет значения.

— Вот что означали твои слова о призраках.

— Называй скелет в шкафу как угодно, смысл от этого не меняется.

— Гера, ты ничего не говорил о своих родителях. Их уже нет?

— Да, они давно умерли.

— А их-то ты любил? Это я к тому, что на твоем листе бумаги должна была остаться как минимум любовь к ним. Все же без прошлого нет будущего. Для меня родители — святое. Я с ужасом думаю о том, что настанет время, когда их не будет рядом. Не хочу даже думать об этом. Ты мужчина и в любом случае не ощущаешь такой привязанности к родителям. Может, я ошибаюсь? Поправь меня, если я не то сказала.

— Ты абсолютно права, двух мнений быть не может, — солгал Мартов. Он оправдывал себя тем, что к отцу он до сих пор чувствовал благоговение, а о разрыве с матерью он говорить не станет. Ничего уже не поправить, а на чувствительную натуру Литы его категоричность может слишком подействовать. Пожалуй, в этом ее отличие от Светланы. Богданова не простит вычеркнутой из его жизни матери. Это оттолкнет ее навсегда. Мартову стало не по себе. Откровенно солгав, он не чувствовал вины. — Лита, я почему-то ужасно устал сегодня.

— Из-за этого ты был таким резким с журналистом?

— Они копаются в наших жизнях без стыда и совести. Перевирают сказанное, делают свои выводы. Они считают, что имеют право постоянно подглядывать в щелочку. Меня это бесит, но откровенно я дал это понять только сегодня. Могу представить, что за статейка появится завтра в… — Георгий задумался. — Не могу вспомнить названия газеты. Микрофон в лицо он мне тыкал, а назваться забыл. Вот тебе и этика.