Соната незабудки - Санта Монтефиоре Страница 47

— Может быть, он одинок, совсем как Лоро.

— Может быть, niña, или у него слабое здоровье. С Оскаром постоянно что-то случается. К тому же он уродлив, — заявила Мерседес, запуская длинные пальцы в свои вьющиеся волосы. Иногда Мерседес приходилось щипать себя, чтобы понять, что она бодрствует, — Алисия очень сильно напоминала ей Айлу.

— Быть слишком красивой — тоже плохо. Ты поймешь, что я имею в виду. Уродливую душу не спрячешь за красивым лицом, потому что в конце концов она проявится. Никогда нельзя судить о человеке, глядя на его милое личико. А вот внутренняя красота всегда будет освещать лицо, даже когда молодость уйдет.

Алисия почесала поредевший хохолок Лоро и вздохнула.

— Я с нетерпением жду отъезда в Англию.

— В чужом краю трава всегда зеленее… Я это знаю. Покойный Эстебан заводил любовниц, но всегда возвращался.

— Он по-прежнему здесь, — сказала Алисия, хихикнув.

— Да, — вздохнула Мерседес. — Возможно, если бы я снова вышла замуж, он бы освободил кровать для моего нового мужа.

— Или призраком бродил бы по твоему дому и путал твоего нового избранника!

Мерседес изучала ребенка прищуренными глазами мексиканского знахаря.

— Ты знаешь, в чем твоя проблема, малышка?

— Нет. А в чем, Мерси?

— Ты слишком умна для своего возраста, — сказала она, потрепав Алисию по щеке. — Это к добру не приведет, попомни мое слово.

— Ой-ой-ой! Я ненавижу, когда ты так говоришь. Я уже не малышка, мне уже почти десять.

— Как тебе не стыдно! Маленькой ты была такой славной… Годы испортили тебя.

Алисия засмеялась и прищелкнула языком.

— Ты будешь скучать по мне, когда я уеду? — спросила она.

— Нет, — ответила Мерседес. — Потому что ты вернешься.

— Я вернусь на Рождество.

— Уже с образованием, которым будешь хвастаться.

— Я научу тебя чему-нибудь полезному.

— Старую собаку не научишь новым трюкам.

— Ты не собака, Мерси.

— Может, и нет, но я старая! — Она запрокинула голову и хрипло расхохоталась.

Алисия соскочила с табурета, стряхнув Лоро на пол. Попугай взвизгнул и стал кусать ее за ноги.

— Знаешь, что нужно сделать для Лоро?

— Засунуть в кастрюлю и сварить на ужин?

— Поставь ему в клетку зеркало.

Мерседес замерла в восхищении, упершись руками в бока.

— Ты — гений, niña. Он будет думать, что у него появилась подружка, — сказала она. — А твой папа считает, что тебя нужно отправить в Англию учиться!

— Нет, Мерси! Увидев, какой он страшный и облезлый, он перестанет выдергивать перья.

— Не меряй его своим аршином, он не такой умный, как ты. Просто очень одинокий, — упрекнула девочку Мерседес, пригрозив ей пальцем. — Тебе не нужно учиться, малышка, тебя просто нужно отшлепать по попке.

— Сочная попка, сочная попка! — защебетал Лоро, купаясь в своем бассейне.

Мерседес крепко сжала губы.

— Он научился этому не у меня, — сказала она и прищурила глаза. — Это все словечки Оскара!

Четыре года прошло с тех пор, как Сесил объявил Одри, что девочки уедут учиться в Англию. Одри сказала, что никогда не простит его, и выполнила обещание. Она не упрекала его, не говорила о своей обиде никому, кроме Айлы, с которой общалась, катаясь верхом по пампе, в уверенности, что дух сестры находится рядом и сопереживает всем ее страданиям. Свое негодование и обиду она выражала по-своему — вежливо и сдержанно. Именно так Одри теперь общалась с мужем. Она улыбалась ему, разговаривала с ним, подавала ему ужин, ухаживала за гостями на вечерних коктейлях в аккуратном саду их уютного дома, но делала это всегда с некоторой отчужденностью, словно он был одним из гостей. Ее непослушные локоны были стянуты в тугой узел, и из-за этого лицо ее казалось худым и грустным. Она распускала волосы только ночью, когда украшала пианино свечами и играла со свирепостью, которой никто и никогда от нее не ожидал. Сесил отметил ее холодность, но предпочел на нее не реагировать. Он не позволит жене манипулировать собой. Он знал, что поступает правильно и желает блага для своих детей, для их будущего, и был достаточно старомоден, чтобы полагать, будто женщина обязана во всем поддерживать мужа. Сесил привыкал к ее молчаливому протесту, пока это не стало стилем жизни, и он совсем перестал обращать на это внимание. Исключение составляли ночи, когда на большой кровати его тело томилось по ее теплоте и любви, которые она когда-то ему дарила.

Наконец наступил день отъезда. Сесил организовал для семьи двухнедельное путешествие на корабле, и Одри была благодарна, что сможет провести время с дочерьми. Роуз и тетя Эдна пришли в дом рано утром, нагруженные подарками, конфетами, блестящими новыми пеналами, заполненными школьными цветными карандашами, и крепко обнимали детей.

— Только не забывайте нас, ладно? — говорила бабушка, крепко прижимая девочек к себе и смахивая слезы.

Эдна подарила Леоноре старого потрепанного кролика, с которым сама играла в детстве. Она любила Леонору больше, чем Алисию.

— Присматривай за ним! Он был мне очень дорог, когда я была маленькой, — сказала она, целуя внучатую племянницу в лоб.

— И не забывай почаще писать нам! Мы хотим знать все новости! — сказала Роуз, глядя на дочь, лицо которой было бледным и напряженным.

Тетя Хильда пришла вместе с Нелли, но их руки не были отягощены подарками. Близнецы от нее ничего и не ждали, но очень обрадовались, когда Нелли вручила им по большому горшочку dulce de leche.

— Держу пари, в Англии такого не продают, — сказала она.

— Ох и везет же вам! Вы едете в Англию, — сказала Эдна с наигранным воодушевлением. — У них там все самое лучшее. Привезите нам рождественский пудинг, когда будете ехать домой на каникулы.

— И сладких миндальных пирожных, — добавила Роуз.

«По крайней мере, они будут дома хотя бы на Рождество, — подумала она с грустью. — А потом снова уедут на год». Она искренне сочувствовала Одри и провела множество бессонных ночей, задаваясь вопросом, как дочь переживет разлуку с детьми. Но с Генри обсуждать это было бесполезно, потому что он считал, что Сесил все делает правильно. Лучшие школы находятся в Англии, и точка.

Мерседес отказалась прощаться с девочками, так как терпеть не могла выставлять напоказ собственные переживания. Она считала, что слезы и подрагивающая нижняя губа — выражение чрезвычайной слабости, которого нужно избегать любыми способами. Поэтому она отправилась в город за покупками. А Лоро остался сидеть в своей клетке.

— Ужасный стыд, ужасный стыд! — громко кричал он, передавая отношение своей хозяйки к происходящему всем, кто готов был его слушать.