Старая сказка - Кейт Форсайт Страница 48

И сейчас, глядя, как король отсекает переднюю ногу оленя и поднимает ее высоко над головой, с торжеством обводя взглядом шумно аплодирующих ему придворных, мне вдруг показалось, что он как раз из тех, кто получает удовольствие от убийства.

Замок Шато де Казенев, Гасконь, Франция — октябрь 1662 года

Два годя спустя, когда я и думать забыла о происшествии в лесу, мне пришлось вспомнить потемневшее от гнева лицо короля и то, как он держал над головой окровавленную переднюю ногу оленя.

Кардинал Мазарини скончался в половине третьего утра 9 марта 1661 года. Едва узнав об этом, двадцатидвухлетний король заперся в его кабинете. Выйдя оттуда через много часов, он провозгласил себя абсолютным монархом, которому более не требуются советники. «Государство — это я», — заявил он ошеломленным министрам, которые с ворчанием удалились, ожидая, что через неделю он вновь призовет их к себе. Этого не случилось.

Другим, необъявленным, честолюбивым его девизом стало: «Une foi, un loi, un roi». Одна вера, один закон, один король. Хотя пройдет еще много лет, прежде чем Людовик XIV окончательно избавит Францию от гугенотов, — сотни тысяч их были убиты, проданы в рабство или отправлены в изгнание, — он приступил к делу сразу, начав с моей матери.

Поначалу, когда маркиз де Малевриер прибыл в Казенев в октябре 1662 года в сопровождении драгун, имея на руках предписание о заточении матери в монастырь, никто из нас ему не поверил. Это казалось нам ужасной шуткой.

— Но… я — баронесса де Казенев… и реформистка, — беспомощно проговорила мать.

— Таков приказ короля, мадам, — ответствовал маркиз де Малевриер.

Он был одет в черный бархат, с тяжелым крестом, украшенным драгоценными камнями, на шее, и его бородка клинышком лежала на белом кружевном воротнике.

— Но… этого не может быть… он знает, что я принадлежу к другой вере.

— Вы должны быть обращены в единственную истинную веру, мадам. Вы будете заточены в монастыре Анонсиадес до тех пор, пока настоятельница не убедится, что вы уверовали искренне. Ваше приданое и возмещение иных расходов за пребывание в нем будут возложены на это поместье. В сборах нет нужды. Монахиням не разрешено иметь личные вещи.

Мать смертельно побледнела.

— Позвольте мне самой взглянуть на приказ короля.

Маркиз де Малевриер протянул ей lettre du cachet. [97]Мать прочла его, прижав руку к горлу.

— Мои дочери… — выдавила она.

— Король, явив великое милосердие, поместил ваших дочерей под опеку государства, а меня назначил их опекуном до тех пор, пока не удастся устроить для них подходящий брак. Вы можете не опасаться за их безопасность.

Lettre du cachet, кружась в воздухе, упало на землю. Maman покачнулась и непременно упала бы, если бы один из солдат не подхватил ее. Ее усадили на небольшую повозку. Мы с сестрой плакали, кричали и призывали на помощь. Когда прибежал Монтгомери, солдаты выставили алебарды и едва не проткнули его насквозь. Повозка запрыгала на ухабах, и толчки вывели мать из ступора. Она упала на колени, протягивая к нам руки, и по ее лицу текли слезы.

— Mes fifilles! Mes fifilles! [98]

Тогда я видела ее в последний раз. Немного погодя до нас дошли известия о том, что с помощью своего кузена, прослышавшего о намерениях короля, по пути в монастырь она сумела бежать. Но Его Величество отправил в Кастельно войска, и маму под стражей доставили в аббатство, где она и умерла.

Лувр, Париж, Франция — июнь 1666 года

Через четыре года, когда мне исполнилось шестнадцать, меня призвали ко двору, где король кивнул мне своей массивной кудрявой головой и сказал с жестокой улыбкой:

— А, да, я помню вас. Вы все еще ездите верхом, мадемуазель?

— Разумеется, — ответила я. — А вы?

…Увы, я старюсь, И сердце мое глухо к позывам любви, Идут года, пока я распускаю И вновь сплетаю сажени своих волос.

Уильям Моррис. Рапунцель

Скала Манерба, озеро Гарда, Италия — апрель 1595 года

На следующий день после лунного затмения La Strega показала Маргерите, какими длинными стали ее волосы и зачем они понадобились куртизанке.

Она вынула косы Маргериты из-под сеточки, намотала их на крюк, вбитый сбоку от окна, после чего перебросила конец через подоконник. Коса развернулась, словно веревка из червонного золота, и опустилась на сто футов вниз, к самому подножию башни, окруженному невысокими колючими кустами, ветки которых были усеяны крошечными белыми цветками. Внизу виднелись островерхие скалы, по краю которых тянулись обрывающиеся в бездну ступени, за которыми был только воздух. Башня была построена на краю утеса, а далеко внизу, в призрачной дымке, лежало голубое озеро, окруженное лесом у подножия горных вершин, увенчанных снежными шапками.

— Теперь ты видишь, что пытаться бежать отсюда бесполезно, — прошептала La Strega на ухо Маргерите, положив ей руку на плечо. — Ты разобьешься о камни, если окажешься настолько глупа, что прыгнешь вниз. А чтобы быть уверенной в том, что ты не предпримешь такой попытки, я закрою ставни.

— Прошу вас, не делайте этого. Пожалуйста.

Только прошлой ночью Маргерита думала, что большего страха или горя испытать уже невозможно. Ей хотелось лишь остаться одной. Но теперь, когда колдунья собралась уходить, под ногами у Маргериты вдруг разверзлись новые глубины ужаса. Мысль о том, чтобы остаться в полном одиночестве, показалась ей невыносимой.

— Не бойся, — пробормотала La Strega и заправила ей за ухо выбившуюся прядку волос. — Я скоро вернусь. Месяц — это совсем недолго.

Она влезла на подоконник, держа косу обеими руками. На какое-то головокружительное мгновение Маргерита представила себе, как толкает ее вниз.

La Strega улыбнулась ей.

— Я вернусь через месяц. Береги себя. Не забывай о том, что если я упаду и разобьюсь насмерть или если ты сделаешь что-либо со своими волосами, так что их нельзя будет сбросить мне вниз, то умрешь от голода. Никто ведь не знает, что ты здесь. И никто не придет тебе на помощь. А вот если ты будешь себя хорошо вести, по возвращении я принесу тебе подарок. Но если я узнаю, что ты не послушалась меня, то посажу на хлеб и воду.

— Пожалуйста, не оставляйте меня одну, — взмолилась Маргерита, но все было бесполезно. Колдунья с грохотом захлопнула ставни и заперла их на замок снаружи, предварительно пропустив косу сквозь отверстие в форме сердца. Маргерита оказалась заперта внутри.