Королева туфель - Анна Дэвис Страница 48

У Роберта перехватило дыхание.

— Волочится? На этих фотографиях нет свидетельства того, что он волочится за моей женой.

— Сэр, если вы позволите… — Детектив открыл блокнот и просмотрел пару страниц. — Эти фотографии были сделаны на вечеринке, устроенной печально известной парой художников-атеистов. Голландцами, если вам угодно знать. Ваша жена провела в компании Монтерея большую часть вечера. Она оставалась с ним и тогда, когда вечеринка переместилась в особняк на рю де Лилль. На следующей «вечеринке» гостей видели абсолютно обнаженными, они вместе прыгали в ванну и участвовали в оргиях… Это записано, сэр, если вы желаете получить подтверждение моим словам.

— Нет, благодарю вас. Вы сейчас пытаетесь убедить меня, что моя жена тоже расхаживала обнаженной и участвовала в?..

Фелперстоун достал табакерку.

— Нет, сэр. Но разве вас не беспокоит, что миссис Шелби Кинг болтается в компании богемных типов? Слоняется по пользующимся самой дурной славой барам и кафе Монпарнаса? Посещает вечеринки, на которых люди раздеваются догола, прыгают в ванну и участвуют в?..

Роберт положил фотографии обратно в конверт и бросил на стол.

— Все, что я здесь увидел, — это то, что моя жена танцевала с мужчиной на вечеринке. Да, моя жена встречается с художниками и прочими представителями богемы. Но вы не представили исчерпывающих доказательств того, что она поступила низко, а не просто разговаривала и танцевала с этими людьми. Она делала нечто подобное и у меня на глазах.

— А как же мистер Монтерей?

— Если честно, я даже не понимаю, почему обсуждаю это с вами. — Роберт говорил громче, чем ему хотелось, официант с недоумением поглядывал на него. Заметив это, он понизил голос. — Мне кажется, мистер Фелперстоун, вы уклоняетесь от основного пути.

Фелперстоун, собиравшийся издать отвратительное фырканье, замер, зажав в пальцах понюшку табаку.

— Возможно, так, но…

— Я нанял вас, чтобы узнать, что произошло с моей женой в детстве. У вас есть успехи в этой области? Какие-нибудь новости о ее подруге, «малышке как ее там зовут». Или о ком-нибудь из ее школы? Я плачу не за то, чтобы вы следили за миссис Шелби Кинг и фотографировали ее в компании знакомых.

— Понимаю. — Фелперстоун разжал пальцы, и табак, словно пыль, рассеялся в воздухе. — Простите, сэр. Я не хотел вас обидеть. — Он взялся за шляпу. — Но, знаете, в нашей работе привыкаешь совать нос во все мелочи. Я еще никогда не ошибался в таких делах. Конечно, мне не следовало выходить за рамки, но… Мне не нравится, когда приличного человека вроде вас держат за дурака.

«Дурак», какое отвратительное слово.

— И все-таки я понимаю, что действительно переступил черту дозволенного…

Роберт почувствовал, что выражение его лица становится жестким. Что-то разрушилось у него на глазах. Англичанин дернулся и задрожал. Он заметил это крушение. И медленно положил шляпу обратно на стул.

— Исходя из моего опыта, — заметил детектив, — прекрасный пол… Ну, давайте просто скажем, леди, какими бы добродетельными они ни были, могут стать жертвой непорядочного мужчины, и в этом нет их вины. Развязный человек знает, как отыскать брешь в их броне.

— Я доверяю Женевьеве.

— И это достойно одобрения, сэр. Но вы так же доверяете мужчинам? — Он снова достал понюшку табаку. Отвратительная привычка, отвратительный человек.

Роберт коснулся лба платком.

— Леди… очень уязвимы, сэр. С вашего позволения, я все-таки хотел бы разобраться в создавшейся ситуации. — Фелперстоун три раза оглушительно чихнул и высморкался. — На всякий случай.

26

Прошло три дня с того происшествия в Люксембургском саду. Каждое утро чета Шелби Кинг в натянутом молчании завтракала, между супругами повисло странное отчуждение. Женевьева изо всех сил старалась изображать счастливую жену, надеялась, что, если сумеет притвориться как следует, чувства станут настоящими. Роберт смотрел на нее с отсутствующим видом, словно сквозь грязное оконное стекло. Его настроение стало переменчивым, словно ветер. Когда они садились за стол, он отпускал раздражающие язвительные замечания о знаменитой статуи лошади. В какой больнице оказался чистильщик бронзы и насколько тяжела была авария, в которую он попал? Роберт не понимал, почему Женевьева не может узнать, где находится статуя, и забрать ее. Но уже через несколько минут он сжимал ладонь жены, пристально глядел ей в глаза и заявлял, что сегодня она выглядит прекраснее, чем когда-либо, и он должен в срочном порядке заказать ее портрет в полный рост «лучшему художнику в городе, даже если придется достать его из-под земли».

Женевьева могла вздохнуть с облегчением, только когда он уезжал на работу. Сидя в кабинете за своим письменным столом, она доставала лист бумаги и ручку. Но разве могла она, как прежде, взяться за серьезное сочинение стихов после последнего разговора с Беттерсоном? Он словно украл у нее нечто ценное — возможность выплескивать чувства и находить в этом покой. Она в отчаянии принималась рисовать фигуры на полях. Длинноногий бегущий человек.

Нет!

Как только она поняла, кого нарисовала, Женевьева разорвала лист и выбросила его в корзину. Она все еще сидела неподвижно, но вдруг различила странные звуки, доносящиеся из гостиной.

Кто-то плакал.

Скорее всего, Селин. И все же было что-то в этих сдавленных девичьих рыданиях, от чего у нее по спине побежали мурашки. В детстве она тоже так плакала. Легкие всхлипы, легкое покашливание, тоненькое жалобное всхлипывание. Женевьева не в первый раз узнавала свою детскую сущность в горничной, и это ее тревожило. Она впервые почувствовала это в тот вечер, когда обнаружила, как Селин примеряет туфли от Феррагамо со спиралевидными каблучками. И хотя она пыталась внушить себе, что это всего лишь игра воображения, не могла отделаться от навязчивой идеи, ее словно преследовала собственная потерянная невинность. Это еще были цветочки.

— Селин?

Горничная сгорбилась на кушетке в форме пироги. Когда Женевьева вошла в комнату, она тут же вскочила, протерла глаза передником.

— Мадам! Мне так жаль, мадам.

Женевьева прошлась по комнате.

— Что случилось?

Селин безмолвно взмахнула рукой. Куски разбитого стекла лежали на каминной полке в луже воды, рядом были разбросаны шесть лилий.

— Я вижу.

— Я не понимаю, как это произошло, — воскликнула Селин. — Я сегодня такая неуклюжая. Как я смогу с вами расплатиться?

— Не плачь. — Женевьева неловко погладила ее по плечу. — Есть вещи поважнее, о них стоит беспокоиться больше, чем о разбитых вазах. Давай договоримся больше не вспоминать об этом.

Рыдания тут же прекратились.

— Правда? Вы так добры, мадам. Вы не сомневаетесь, что я обязательно заплачу, как только смогу? Моя мать больна, и…