Встретимся в полночь - Жаклин Нейвин Страница 48

– Очень даже помогали. Если не изменить что-либо, то хотя бы уменьшить сердечную боль.

– Что? Кто это сказал такой вздор? Хм-м. Вот уж не думала, что у вас хорошо подвешен язык. Внук нашел себе дерзкую жену – только чтобы досадить мне. Я слышала, что вы понятливы. – Графиня усмехнулась и пожала плечами. – Но с другой стороны, вы не залезли бы к нему в постель, будь вы тем, за кого вас принимают. Верно?

Тут негодование Джулии превратилось в раскаленную добела ярость.

– Если вы решили насмехаться надо мной, предупреждаю, что с меня хватит. Я могу забыть о приличиях.

К ее изумлению, графиня посмотрела на нее с довольным видом, растянув губы в скупой улыбке.

– Что же это такое? Барышня с характером! Ха! Поделом этому молодому негодяю. Сядьте, сядьте же, милочка. Я велю принести чаю.

– Я не голо…

– Сядьте. – Графиня взяла в руку колокольчик и громко позвонила.

Джулия села со страдальческим видом. Неприятный звон резал ей ухо.

Рафаэль решил напиться, однако он сидел, задумчиво глядя в пространство и забыв о том, что нужно наполнять свой бокал виски. Поняв, что за целый час уровень виски в бутылке не понизился, он оставил эту мысль.

Рафаэль часто в своей жизни играл с огнем. Он считал, что имеет право выходить сухим из воды. Почему же раньше это не казалось ему проявлением невыносимой заносчивости?

Конечно, он не думал, что скандал устроила Джулия, но, как она тонко заметила, этот вариант его устраивал, потому что нужно же было кого-то винить в случившемся. Он готов был согласиться, что она не виновата – но тогда кто? Кто знал об их тайных свиданиях? Его прислуга вне подозрений. Была некоторая вероятность, что от них что-то слышала его бабка. Ее-то, конечно, устраивало, что он женится и приведет в дом молодую женщину любую молодую женщину. Или это Блейк узнал что-то и отомстил тем, что навлек на них осуждение общества?

Он зажмурился и потер виски. Ответа на эти вопросы не было.

Только теперь Рафаэль вспомнил, что так и не показал Джулии ее комнаты. На самом деле он еще даже не решил, какая комната будет ее, не сумев сделать выбор между комнатой для гостей и красиво убранной комнатой, примыкавшей к его спальне. Он не был вполне уверен, что ему хочется настолько примириться с их ролями мужа и жены, чтобы поселить Джулию так близко к своим владениям.

Поднявшись с кресла, Рафаэль пошел искать Джулию. С каждым шагом пульс его бился быстрее из-за дурных предчувствий. Туман владевшей им ярости несколько развеялся, и под ним оказалось все то же несомненное желание, которое свело их вместе с самого начала.

В конце концов, она его жена. Законная жена. Его жена.

Он увидел бабку, которая шла по коридору, направляясь от его комнаты. Она, наверное, ищет его, у нее, конечно же, есть что сказать по поводу его сегодняшнего поведения. Поскольку меньше всего ему хотелось в настоящий момент разговаривать именно с ней, он попробовал пройти мимо, но она схватила его за руку.

– Оставьте ее. Она спит, – сказала графиня.

А, значит, бабушка взяла все в свои руки и поместила Джулию в комнату по соседству с ним. Рафаэль удивился, насколько это пришлось ему по душе, несмотря на все его недавние опасения. Однако, не изменив своего резкого тона, возразил:

– Чья она жена – ваша или моя? Графиня вздохнула:

– Я понимаю, Фонвийе, что это может показаться вам невыполнимой задачей, но попробуйте вести себя не как осел. Клянусь, вы с каждым днем все больше напоминаете мне…

– Да, я знаю, моего отца. – Услышав слова бабки, он подавил знакомое чувство неудовольствия. Интересно, как она прореагировала бы, если бы он сказал, что между ним и Марке скорее всего нет кровного родства.

Она холодно посмотрела на внука.

– Оба вы бездушные люди. А эта вот, – указала она глазами на закрытую дверь в комнату, где поселилась Джулия, – меня удивила. Вовсе не так глупа и никчемна, как мне представлялось.

– В отличие от моей матери, хотите вы сказать. – Господи, теперь он выпустил наружу всех демонов.

Изборожденное морщинами лицо не изменилось.

– Эта девочка – не Виолетта, и ей не нужна ваша жалость.

– Ваше отношение к моей жене весьма трогательно. – Он самоуверенно усмехнулся, чтобы скрыть эффект, произведенный ее словами. Разумеется, Джулия – не его мать. Зачем же констатировать такую очевидную вещь? И почему это его так резануло? Он шутливо добавил: – Боюсь, что я сейчас разрыдаюсь.

– Хотелось бы мне знать, Фонвийе, есть в вас что-нибудь, кроме желчи? – Графиня покачала головой. – Что же до вашей жены, я неожиданно полюбила эту девочку. Сама не понимаю, как это случилось, да еще так быстро, но она удивила меня, забравшись в мое логово, и мы с ней пили чай. У нее есть характер, но в то же время в ней есть искренность и мягкость. Она слишком хороша для вас. – Графиня снова устремила взгляд на внука, и взгляд этот стал угрожающим. – Даю слово, вы пожалеете, если будете плохо с ней обращаться.

– Я лишил ее невинности и вынудил вступить в брак, потому что в обществе разыгрался скандал. Господи, бабушка, разве я могу сделать еще что-то худшее?

– Какое странное замечание, – сказала она, внимательно всматриваясь в него. – Ведь не можете же вы страдать от такой вещи, как угрызения совести, а, Фонвийе?

Рафаэль приблизил к ней свое лицо.

– Ах, бабушка, это сделало бы меня совсем уж похожим на человека. Вы должны бы это знать.

После чего он удалился. Словно бросая вызов ее указу, он пошел прямо в комнату Джулии. Рафаэль даже не удосужился постучать перед тем, как войти.

Джулия стояла прямо перед ним. Испуганная его появлением, она замерла со сложенной одеждой в руках. На кровати лежал раскрытый чемодан.

Ее пухлые губы были слегка сжаты, настороженные глаза широко раскрыты. Рафаэль смотрел на нее, почему-то потеряв дар речи. Как будто стоило ему увидеть ее в своем доме распаковывающей вещи, и то, что он считал плодом своего воображения, стало реальностью.

В горле у него вдруг пересохло.

– Это дело прислуги, – сказал он, и голос его прозвучал как грубый скрежет.

– Ничего страшного.

Целый поток самых противоречивых чувств захлестнул его. Рафаэль сделал шаг вперед. Его движения были резкими, отнюдь не плавными, лишенными той кошачьей грациозности, которую он культивировал как часть своего шарма. Еще шаг.

– Джулия, – сказал он и протянул к ней руки.

Она отпрянула. Это привело его в такой ужас, что он сказал:

– Простите меня, – еще не поняв, что он это скажет. А потом он сказал это еще раз.

Одежда, которую она держала в руках, выпала из ее онемевших рук и опустилась на пол, забытая. Она не отрывала от него глаз. Рафаэль шагнул к ней. На этот раз она не отступила.