Украденные ночи - Виктория Холт Страница 48

Наступил февраль, и из-под земли начали появляться крокусы — фиолетовые, белые и золотистые. Они как будто спешили сообщить, что хотя зима еще не сдала права, весна уже в пути. Возле пруда распустились желтые цветки мать-и-мачехи и фиолетовые стрелки белокопытника. В защищенных от ветра местах зацвел чистотел, бузина выбросила первые молодые побеги, а орешник — Желтую бахрому, которую мы привыкли называть бараньими хвостами. Величественные дубы в лесу еще спали, впрочем, я знала, что пройдет несколько недель, прежде чем они начнут оживать. Я прислушивалась к брачным играм чибисов. Звуки, издаваемые различными птицами, меня научила различать Селия. Сейчас до меня доносились сиплые заунывные крики… чьи вы… чьи вы… Да, так это и звучало. Не слишком веселая свадебная песня.

Весну принято называть воротами года. Эта весна стала для меня воротами в новую жизнь. Но пока мои мысли были постоянно прикованы к отцу. Я знала, что скоро его не станет, и тогда-то и начнется моя новая жизнь.

Цейлон! Страна, о которой я была так наслышана. Я мечтала о Цейлоне, не догадываясь, что в путешествии туда меня будет сопровождать супруг.

Отец тихо и мирно скончался в начале марта. Его тело перевезли в родовое поместье, чтобы он упокоился рядом со своими предками. День похорон был холодный и ветреный, но очень солнечный. Это были традиционные похороны. Глядя на медленно опускаемый в могилу гроб, я думала о лежащей неподалеку маме и о трагедии их жизни, о несовместимости их характеров. И все же я любила их обоих. Я пыталась представить себе, какой была бы моя жизнь, если бы они жили вместе, как самая обычная семейная пара. После трогательной церемонии все, кто провожал отца в последний путь, вернулись в дом, где им предложили угощение — бутерброды с ветчиной и херес.

Странная штука — жизнь, продолжала размышлять я. Жизненный путь моих родителей был бурным и нелегким. Что судьба уготовила мне? Что ожидает меня в будущем?

Клинтон все время был рядом. Он не выпускал моей руки, даже когда мы возвращались в Грейндж.

Угощение подавали в холле. Когда в толпе гостей я вдруг увидела Тоби, то решила, что у меня галлюцинация. Он стоял передо мной и выглядел несколько старше, чем тогда, когда я в последний раз видела его в Лондоне. И тем не менее это действительно был он. Меня охватила безумная радость.

— Тоби! — закричала я.

Он взял меня за руки.

— Сэйра… ты стала совсем взрослой!

— Прошло так много времени.

— Как я рад тебя видеть. Я искал вас на Дентон-сквер. Никто не знал, куда вы исчезли. Тогда я поехал к Тому Меллору. Он сказал, что твоя мама оставила сцену и переехала к родственникам мужа. В газете я увидел объявление о смерти твоего отца и тут же примчался сюда. Я встретил твою тетю и сообщил ей, что я твой старинный друг. Она пригласила меня в дом…

От волнения у меня подкашивались колени. Мне хотелось прижаться к нему и заплакать. Мне так ясно вспомнилось «Кафе Ройял»… наш сговор против мамы, которую мы оба боготворили.

— Что ты делаешь в Англии?

— Я здесь уже месяц. Скоро мне предстоит возвращаться в Дели.

— Тебе там нравится?

Он кивнул.

— Но я так рад, что опять в Англии.

Я вспомнила о Клинтоне, вернувшемся на родину в поисках жены, и поинтересовалась:

— Ты женат?

— Нет.

— Пора бы.

— Похоже, что я все делаю с запозданием, — как бы извиняясь, произнес он.

Я улыбнулась. Мне было так приятно снова его видеть. В Тоби не было ни капли высокомерия. На это я обратила особое внимание. Подсознательно я сравнивала его с Клинтоном.

— Когда ты возвращаешься?

— Я рассчитывал провести здесь два месяца. Но я мог бы задержаться еще немного.

Его темно-синие глаза заблестели.

— Я много о тебе думал, — продолжал он. — Мне очень хотелось знать, как ты живешь. Я был потрясен, узнав о смерти твоей мамы.

— Значит, ты уже знаешь…

— Да, я услышал об этом от одного друга. Мы беседовали о театре, и кто-то упомянул Айрини Раштон. Он также сказал, что после скандальной истории с Херрингфордом она ушла со сцены, уехала из Лондона и умерла. Это меня шокировало, и я очень волновался о тебе.

— Как видишь, я жила у своих теток.

— Ты… здесь… в этом древнем поместье… Мне это кажется очень странным. Я приехал вчера вечером и остановился в гостинице «Лесничие». Ты ее знаешь?

— Да, — кивнула я.

— Я поживу в ней какое-то время. Теперь, когда я тебя нашел, нам нужно о многом поговорить.

— Да, Тоби, со времени нашей последней встречи и впрямь утекло очень много воды. А несколько недель назад я вышла замуж.

Потрясение, отразившееся на его лице, стало для меня полной неожиданностью. Он смотрел на меня широко раскрытыми глазами и молчал. Я его отлично понимала, потому что и сама чувствовала нечто подобное.

— Все произошло очень быстро, — заспешила я. — Отец вернулся с Цейлона. С ним приехал его сосед, Клинтон Шоу. Мы с Клинтоном скоро уезжаем на Цейлон…

«Зачем я все это говорю? — спрашивала я себя. — Что я вообще натворила? Тоби приехал. Он меня нашел, а я уже замужем за Клинтоном Шоу!»

— Что ж, — выговорил наконец Тоби, — я желаю тебе счастья. Когда… ты едешь на Цейлон?

— Очень скоро. Если бы не отец, мы бы уехали раньше. Он долго болел. Мы знали, что он умирает.

Несчастное выражение, не сходившее с лица Тоби, меня угнетало.

— Я хотел бы встретиться с тобой… прежде чем уехать от сюда, — произнес наконец он. — Может быть, ты расскажешь мне о том, как ты жила все это время.

— Завтра, — ответила я. — Мы пойдем погулять в лес.

Я знала, что на следующий день Клинтон рано утром уедет в Лондон. Он уже начал подготовку к отъезду.

Позже, в этот же день, к нам приехал наш стряпчий. Он привез завещание отца. Мы все — тетки, я и Клинтон — собрались в библиотеке.

Завещание оказалось очень простым. Он упоминал своего управляющего и нескольких рабочих, но основными наследниками были я и моя сестра Клития. Ожерелье Ашингтонов досталось Клитии, которая должна была передать его жене своего сына. Он также оставил ей свой дом на Цейлоне и кое-какие ценные бумаги, но сама плантация отходила ко мне.

Я перевела взгляд на теток. Лицо тети Марты порозовело, что указывало на сдерживаемую ярость. Но чего она ожидала? Традиция требовала, чтобы ожерелье наследовал сын. Но если сына нет, то разве не естественно, что им временно будет владеть старшая дочь? У нее сын есть, а, значит, со временем жемчуга станет носить его жена.

Меня слишком потрясло известие о собственном наследстве, чтобы сосредоточиваться на том, что отец оставил Клитии.