Горький мед любви - Пьер Лоти Страница 48

Титаиа, когда-то очаровавшая английского принца Альфреда и единственная таитянка, сохранившая красоту в зрелом возрасте, сияла жемчугами и массой роскошных цветов. Две ее дочери, только что окончившие английский пансион, были так же хороши, как и мать. Из уважения к королеве они прикрыли свои европейские бальные платья прозрачными тапа.

Принцесса Ариитеа, невестка Помаре, с нежным и мечтательным лицом, осталась верна украшению из бенгальских роз в распущенных волосах.

Королева Бора-Бора, другая старая туземка, была в бархатном платье.

Королева Мое (Мое — сон, тайна) была мистически красива, с полуприкрытыми глазами, обращенными внутрь, как на старинных портретах.

За этими живописными фигурами виднелись в прозрачном сумраке вершины гор, вырисовывались силуэты банановых пальм с громадными листьями и гроздями плодов, похожих на гирлянды из черных цветов. А над ними синело небо и сиял Южный Крест. Нет в мире ничего прекраснее картины тропической ночи.

Аромат гортензий и апельсиновых деревьев сильнее ощущался к вечеру. Тишина, нарушаемая только треском насекомых в траве, располагала внимать волшебной музыке.

Мы выбрали отрывок, в котором Васко прогуливается по только что открытому острову и восхищается его природой; отрывок, в котором композитор изобразил великолепие дальних зеленых и солнечных стран. И Рандль, обведя публику глазами, начал чудным голосом:

В эту ночь тень Мейербера должна была дрожать от восторга, слыша, как исполняется его произведение на другом конце света.

В конце года, по случаю освящения храма в Афарагиту на Моореа, готовился большой праздник. Королева Помаре объявила «беловолосому адмиралу» о своем намерении отправиться туда со всей свитой и пригласила его на церемонию и на пир. Адмирал предоставил свой фрегат в распоряжение королевы, и они условились, что на «Rendeer» поплывет весь ее двор. Свита Помаре была многочисленной, шумной и живописной, благодаря присутствию двух- или трехсот молодых женщин, определенно разорившихся на покупку платьев и цветов.

В одно прекрасное декабрьское утро веселая толпа поднялась на «Rendeer», уже готовый к отплытию. Мне было поручено сопровождать королеву, которая, желая уехать без помпы, отправилась первой вместе с небольшим числом приближенных. Мы пошли к океану на восходе. Старая королева открывала шествие; за ней следовали принцесса Ариитеа, королева Мое, королева Бора-Бора и я.

Я часто вспоминаю эту картину и сияющий образ Ариитеа, идущей рядом со мной под тропическими деревьями, облитыми утренним светом, хотя это было так давно.

Матросы, выстроившись в ряд, громко прокричали «ура», и двадцать один пушечный выстрел огласил берега Таити, приветствуя королеву и принцесс, когда их лодка причалила к судну. Королева в сопровождении придворных спустилась в помещение адмирала, где был приготовлен завтрак, состоявший из конфет и фруктов, сдобренных розовым шампанским. А служанки шумно и весело рассыпались по всему кораблю, бросая в матросов апельсины, бананы и цветы.

Принадлежавшая к королевской свите Рарагю тоже была там, задумчивая и серьезная. Помаре везла с собой замечательных певчих своего округа, и Рарагю была приглашена на праздник как лучшая певица.

Необходимо сделать маленькое отступление по поводу «tiare miri», принадлежности туалета, которой нет у европейских женщин: это зеленый георгин, который по торжественным дням прикалывается к волосам над ухом. Рассматривая его ближе, замечаешь, что он искусственный, держится на проволоке и состоит из маленьких листьев растения породы плывунов. Китайцы особенно искусно изготовляют тиаре и дорого продают их женщинам Папеэте. Тиаре надевают на праздники, пиры и танцы. Когда таитянка предлагает его мужчине, это означает то же, что и платок султана, брошенный им избранной одалиске. В этот день в волосах каждой таитянки были тиаре.

Ариитея возжелала, чтобы я присутствовал вместе с ней за завтраком, и бедняжка Рарагю долго прождала меня на палубе и втихомолку плакала, считая себя покинутой. Это послужило ей наказанием за вчерашний детский каприз, из-за которого было пролито уже много слез.

После двухчасового плавания мы подходили к острову Моореа. На палубе «Rendeer» было шумно, офицеры пригласили закусить нескольких красивых женщин. Рарагю в мое отсутствие тоже была на этом завтраке. Она уже не плакала, а громко хохотала. Хотя Рарагю и не говорила по-французски, как другие, но оживленно общалась с помощью знаков и односложных слов со своими соседями, которые были ей очарованы. И в конце концов она, любезничая, подала свой тиаре Плумкету, что было с ее стороны верхом вероломства. Правда, она была умна и наверняка рассчитывала, что Плумкет не поймет, что это значит.

Невозможно описать очаровательную бухту Афареагиту! Громадные черные горы причудливой формы и густой лес с таинственными зарослями кокосовых деревьев стояли над спокойной водой, а среди апельсиновых деревьев и олеандров было разбросано несколько хижин. Казалось, что этот тенистый остров необитаем, хотя нас встречало все население Моореа, наполовину скрытое зеленью.

В этих свежих и ароматных зарослях легко дышалось. Между громадных древесных стволов сидели объединенные хоры Моореа. Певчие каждого округа были одинаково одеты — одни в белом, другие в зеленом и розовом; на женщинах были венки из цветов, на мужчинах — из листьев и тростника. Самые застенчивые и дикие наблюдали за нами из-за деревьев.

Королева и свита сошли с корабля, и гул пушек отразился в горах. Она шествовала в сопровождении адмирала. Прошло то время, когда туземцы носили ее на руках, чтобы не дать ей коснуться земли: по древнему обычаю Океании, земля, на которую ступила королева, становилась царской собственностью.

Двадцать всадников, составлявших почетную стражу Помаре, выстроились на берегу. Как только показалась королева, все соединенные хоры запели песню: «Ja ora na oe? Pomare vahine!» (привет тебе, королева Помаре!), и веселые звуки наполнили леса. Этот заколдованный остров будто проснулся по мановению волшебной палочки.

Долго продолжалась церемония освящения храма в Афареагиту. Миссионеры проповедовали, а хоры пели гимны Предвечному.

Храм был построен из кораллов, крыша из листьев пандануса поддерживалась деревянными колоннами, скрепленными разноцветными веревками, как и старинные маорийские постройки. До сих пор помню эту необычную картину: в двери храма была видна деревня, горы и высокие пальмы. Около кафедры миссионера королева в черном платье, печальная и сосредоточенная, молилась за свою внучку вместе со своей старой подругой, начальницей округа Парара. Их окружали светские дамы в белых платьях. Храм был полон украшенными цветами аборигенами, среди которых затерялась Рарагю.