Мой галантный враг - Рексанна Бекнел Страница 49

Она с трудом отвела от него взгляд, и из горла у нее вырвалось рыдание. Но Уильям встал у нее на пути.

— Не сдавайся ему, Лиллиана. — Он схватил ее за плечо.

— А что тогда? Смотреть, как он будет убивать моих людей?

— Он в любом случае устроит резню. Если ты позволишь ему войти, кто помешает ему делать все, что он только пожелает?

Лиллиана вырвалась от него. Ее янтарные глаза наполнились слезами.

— Я не могу поверить, что он зайдет так далеко. Это же просто мирные крестьяне, ни в чем не провинившиеся. Он с ними никогда не ссорился…

— Разве твой отец был хоть в чем-то виновен? Нет! Но тем не менее он мертв. Ты действительно надеешься, что десяток-другой несчастных деревенских стариков имеет в его глазах какую-нибудь ценность?

— Может быть, и нет. В этом ты прав. Но для меня их жизнь имеет ценность. И я не стану смотреть, как их зарежут. Никогда. И сейчас тоже.

С этими словами она подобрала юбки и поспешила из сторожевой башни к начальнику стражи.

К тому времени, когда мост был спущен, Лиллиана уже стояла во дворе. Она стояла одна, ожидая, пока Корбетт войдет в ворота. Что последует потом, она не знала. Но она настрого приказала стражникам отступить подальше от ворот и не проявлять ни тени противодействия. Ее последней надеждой было только одно: что ее супруг не станет карать никого, кроме нее самой. И она приготовилась вынести любую кару, какую только он придумает для нее. Она вынесет, и когда-нибудь, как-нибудь сумеет ему отомстить за все его преступления против Оррика.

Во дворе было неестественно тихо. Тишину нарушал только переменчивый ветер, который развевал ее тяжелую саржевую юбку и играл с локонами, выбившимися из аккуратной прически. Когда Корбетт вступил в замок и за ним по пятам вошли его рыцари, Лиллиана вспомнила его первый приезд в Оррик. Как и тогда, могучий рыцарь нагнал страху на всех обитателей замка.

Но те, прежние опасения, были просто ничем по сравнению с этим глубоко сидящим страхом. Тогда Корбетт казался воплощением свирепости и силы. Сейчас он производил впечатление абсолютной непобедимости.

Он направил коня прямо к ней. Казалось, что каждый находившийся во дворе, затаил дыхание. Если бы Лиллиана могла выбирать между страхом и гневом, она без колебаний выбрала бы второе. Но она ничего не могла поделать — ее леденил страх, когда она подняла глаза. По своему обыкновению, он заговорил не сразу. В тяжелом молчании он пристально вглядывался в нее. Невольно и она окинула его взглядом, отметив, что одежда у него покрыта пылью и износилась в дороге, а на лице лежит плохо скрытая печать усталости. Но его глаза, серые, как гранит, были ясными и проницательными, как всегда. На какой-то момент они потемнели, и ей показалось, что в них вспыхивает какой-то спрятанный свет. Потом он холодно улыбнулся.

— Я хочу принять ванну и поесть. И присмотри, чтобы позаботились о моих людях. — Он пошевелился, и кожаное седло под ним скрипнуло. — И хочу тебя предостеречь, моя милая жена. До сих пор из-за тебя постоянно возникали разные неприятности. Тебе надо бы подумать, как доказать, что ты все-таки хорошая жена.

— А если нет, то что? — спросила Лиллиана вызывающе, но почти неслышно. — Ты отделаешься от меня с такой же легкостью, как отделался от отца?

Он резко выпрямился, и шрам у него на лбу побагровел:

— Выполняй свои обязанности, — приказал он кратко и развернул коня. — Потом возвращайся в нашу комнату и жди меня там.

Это было еще хуже, чем если бы он просто побил ее. Она не смела ему перечить, потому что боялась его мести — если не против нее самой, то против людей Оррика. Но вот так смиренно подчиниться его высокомерным распоряжениям было по-настоящему унизительно.

Пока Лиллиана поспешно выполняла свою миссию — приказывала нагреть воду для ванны и яства для трапезы, она металась между переполнявшими ее злостью и отчаянием. Ее отец мертв, а Корбетт владеет Орриком, как он и замышлял с самого начала.

На кухне все помалкивали, когда она бегло проверяла подносы с холодным нарезанным мясом и корзины с хлебом. Двое мужчин приволокли скрипучую тележку с элем, и молчаливая процессия слуг двинулась в парадную залу.

Но Лиллиана отказалась последовать за ними. Это было просто выше ее сил. Воспользовавшись узкой боковой лестницей, она по заброшенному переходу добралась до господской опочивальни, где ей надлежало ожидать своего разгневанного супруга.

При всей его выдержке она не сомневалась, что он кипит негодованием. Но, по крайней мере, думала она, Томасу и прочим ничто не грозит. Еще она опасалась за Уильяма, на которого могла обратиться ярость Корбетта. Лучше бы ему здесь не задерживаться, беспокоилась она, а вот Вероне, хотя ей и полегчало немного, нечего было и думать о путешествии, пока не родится ребенок.

Лиллиана в тревоге расхаживала по комнате. Если Корбетт как-то накажет Уильяма, это может пагубно повлиять на хрупкое здоровье Вероны. И о ребенке тоже следовало подумать.

Минуты тянулись нескончаемо. В комнате становилось темно, но Лиллиане и в голову не пришло, что следовало бы зажечь факел или хотя бы свечу. Слишком много мучительных вопросов неотступно терзали ее.

Какое наказание ее ждет? Станет ли Корбетт карать Уильяма или кого-нибудь еще? Но самым страшным оставался вопрос о гибели отца. Неужели Корбетт способен на такое злодеяние? Иногда она была уверена, что да. Но иногда…

Она покачала головой. Кто же еще мог это совершить? Если он виновен, то ее долг — не оставить преступление безнаказанным. Но как она могла узнать это наверняка, если он так твердо отрицал свою причастность?

Она была так поглощена своими сомнениями, что не услышала приближающихся шагов. Однако, когда открылась дверь, она быстро отошла от камина.

На пороге стоял Корбетт — большая, высокая тень. Она смотрела на своего мужа, и сердце у нее сжалось. Он явно принял ванну и переоделся; волосы, еще влажные после купания, были гладко зачесаны назад. Слабое пламя камина отбрасывало золотые пляшущие отблески на его суровое лицо.

Он стоял неподвижно, и его темный непостижимый взгляд не отрывался от ее лица. Ей было трудно выносить это каменное молчание; она крепко сжала пальцы и отважно вздернула подбородок. Эта показная храбрость не обманула его, и он насмешливо улыбнулся. Медленной уверенной поступью он вошел в комнату и запер за собой дверь.

— Поухаживай за мной, женушка, — приказал он, бросив на сундук свою кожаную суму. — Прояви свою супружескую заботу. Должен признаться, до сих пор мне ее очень не хватало.

Его саркастический тон заставил ее вспыхнуть:

— Супружеской заботы ты от меня не дождешься.

Лиллиана знала, что сильно рискует, но она была не способна притворяться. Она его ненавидела. Она всегда будет его ненавидеть. Она никогда не прекратит попыток избавиться от него.