Разделенные океаном - Маурин Ли Страница 49

— Все в порядке, Молл, не волнуйся. Кроме того, это — признак отцовства, верно? — Лицо Тома осветилось гордостью. — Сегодня вечером я с приятелями загляну в паб, чтобы отметить рождение малыша. Но потом я непременно зайду к тебе. При условии, разумеется, что тот парень со Смитдаун-роуд не убил свою супругу и не зарыл ее тело в подвале.

— Ты говорил, что считаешь, будто она убежала.

— Да, но ведь я могу и ошибаться, — заявил Том, хотя Молли видела по его лицу, что он не допускает и мысли об этом.

Часом позже Оливия Рэйнес все еще кипела от гнева, когда они с Флипом ссутулились над своим остывшим кофе в забегаловке на Восьмой авеню, неподалеку от театра.

— Он обещал, — в двадцатый или, быть может, в сотый раз повторила Оливия.

Флип погладил ее по руке.

— Я знаю, крошка.

— Я и представить себе не могла, что окажусь способна на такое, — прошептала она.

В общем, нельзя сказать, что Оливия не преуспела в Нью-Йорке. По крайней мере, она могла с чистой совестью говорить, что «выступает на сцене», хотя большую часть времени работала официанткой. Дважды она танцевала в кордебалете по-настоящему большого шоу, пела в нескольких третьеразрядных ночных клубах и даже побывала ассистенткой иллюзиониста в труппе бродячего цирка на гастролях. Но настоящий успех оказался для нее таким же недосягаемым, как и Святой Грааль. А потом подвернулся кастинг в «Розах алых», и они с Флипом вдруг обнаружили, что оказались в последней пятерке конкурсантов. Оливия решила, что не помешает слегка ускорить процесс, и переспала с продюсером. Это называлось «воспользоваться диваном в кабинете продюсера по прямому назначению». Многие женщины в шоу-бизнесе прибегали к этой уловке, чтобы заполучить роль.

— Мне жаль, что ты пошла на это, Роз. Я же просил тебя не делать этого.

Она не говорила Флипу, что ее настоящее имя — Оливия. Обошла она молчанием и тот способ, каким зарабатывала себе на жизнь в Лондоне. Конрад Абель был отвратительным маленьким толстяком, но необходимость переспать с ним не нанесла ей душевной травмы, как большинству женщин, оказавшихся на ее месте.

— Я знаю.

На самом деле Флип просил ее не слишком-то настойчиво. Желание преуспеть любой ценой ярким пламенем горело в его душе так же, как и в ее. Оливия знала, что, обладай Конрад Абель другой сексуальной ориентацией, Флип с готовностью предложил бы ему себя. И она бы тоже умоляла его не делать этого, но тоже не слишком пылко и искренне.

— Держу пари, родители этого Герби Блинкера — жирные коты, — злобно оскалился Флип. — Это видно с первого взгляда. Что-то есть в этом парнишке. Он выглядит сытым и ухоженным, этот типично американский мальчик.

— А как насчет девчонки, его партнерши? Что ты думаешь о ней?

— Вот с ней как раз все в порядке, — с большой неохотой признал Флип. — Она — прирожденная танцовщица, у нее и походка соответствующая.

— Я знаю ее, — негромко сказала Оливия. — По крайней мере, раньше знала. Она плыла со мной из Англии на одном корабле.

— Господи! — изумился Флип. — Так почему же ты не заговорила с ней? Интересно, а она не оказала великому мистеру Абелю аналогичную услугу?

— Она не узнала меня. Ее зовут Аннемари Кенни, а вовсе не Анна Мюррей. — Знай Оливия о том, что однажды Аннемари обойдет ее в борьбе за такой лакомый кусочек, она бы оставила эту сучонку гнить на острове Эллис до скончания веков. — Сомневаюсь, чтобы она решилась подкатиться к нему с таким предложением.

— Пожалуй, ты права, — согласился Флип. — Для этого она выглядит слишком шикарно.

Она вдруг разозлилась на него за эту ремарку.

— А как насчет меня?

Он улыбнулся.

— Мы с тобой одного поля ягоды, подруга. Родственные души, если хочешь знать. Мы готовы на что угодно, лишь бы выбиться в люди. Вот почему нас тянет друг к другу. Пока мы ждали в гримерке, я чувствовал себя, как побитая собака. Собственно, в ванной комнате меня даже стошнило.

Они встретились, она и Флип, около года назад в каком-то ночном клубе, где она пела, а он работал за стойкой бара. Их моментально потянуло друг к другу. Его полное имя было Филипо Унгаретти, но он называл себя Флип Унгар. Его родители были итальянцами, и за его непринужденными манерами скрывалось яростное желание добиться успеха. Через неделю он переехал к Оливии в ее квартирку с частичными удобствами на Восьмой улице. Они вполне подошли друг другу. «Розы алые» стало первым шоу, в котором они выступали в паре, причем выступали очень и очень недурно, пусть даже этого оказалось недостаточно. Пожалуй, когда-нибудь им стоит попробовать еще раз.

— В конце концов, есть и другие роли, — сказал Флип. — Сегодня еще не конец света, хотя и очень на него похоже. — Он знаком показал официантке, чтобы она наполнила их чашки уже в четвертый раз. — Давай допьем, вернемся домой и присоединимся к протесту.

Жильцы их дома объявили бойкот, когда владелец попытался в два раза повысить плату за жилье. Сегодня утром, когда Оливия и Флип уходили на кастинг, перед входом в здание уже стояла толпа с плакатами. В последнее время в Нью- Йорке регулярно происходили всевозможные акции протеста, марши и демонстрации.

Оливия согласилась.

— Но сначала я хочу позвонить своему агенту и узнать, нет ли у него новостей для меня.

— Отлично, а я позвоню своему.

Олли решил устроить импровизированную вечеринку, чтобы отметить успех Герби и Анны. Анна тут же решила, что позвонит Льву и пригласит его.

— Мне очень жаль, родная, но ты позвонила слишком поздно: мы ждем гостей к ужину, и скоро они уже должны прийти, — сказал Лев. Голос его прозвучал устало и безжизненно. — Я бы с удовольствием пришел. Обещаю посмотреть шоу. Когда оно начинается?

— В сентябре. На следующей неделе мы приступаем к репетициям. Я пришлю тебе билеты на премьеру. — Анна сомневалась, что Тамара составит ему компанию.

— Спасибо, родная. А сейчас мне пора идти. Тамара уже корчит мне свирепые рожи. Я до сих пор еще не одет подобающим образом. В любом случае прими мои самые искренние поздравления и передай их Герби. Сегодня вечером я буду думать о тебе.

Анна положила трубку, терзаясь смутным ощущением потери. Той блестящей жизнью, которую она вела сейчас, она была целиком и полностью обязана Льву, а он не мог разделить с ней ее триумф. Анна вздохнула, переоделась в красное атласное платье и причесала свои длинные, до плеч, волосы. Они стали виться еще сильнее с тех пор, как она отрезала целых двенадцать дюймов, потому что волосы мешали ей танцевать.

Послышалась трель дверного звонка: начали приходить гости. Анна представила, как они сидели у своих телефонов, надеясь получить приглашение. За окном раздались голоса: люди вышли на балкон, самое лучшее место для такого прекрасного вечера. Интересно, что подумают обитатели Гувервиллей, спросила она себя, если увидят богатую, хорошо одетую публику, потягивающую коктейли, тогда как сами они прозябают в нищете и убожестве? Это казалось ей несправедливым. Это и была самая настоящая несправедливость. В уголках глаз у нее вдруг взорвались слепящие искры, и Анна испугалась, что к ней возвращается головная боль. С тех пор как она поселилась у Блинкеров, у нее часто случались приступы мигрени. Иногда боль становилась настолько невыносимой, что ей хотелось кричать.