Музыка Гебридов - Елена Барлоу Страница 5

Она желала бы никогда с нею не встречаться, просто притвориться, что её не существует. Но в ту ночь Амелия осталась один на один со своей ненавистью. Когда графиня приподняла костлявую руку с постели и словно поманила её к себе, девочка отчего-то послушалась. Она приблизилась к постели. Во всей спальне горела единственная свеча у самого изголовья кровати.

Амелия глядела на женщину сверху. Так пристально она ещё никогда её не рассматривала. Волосы были редкие и сухие, под бледной кожей выступали вены, а глаза уже совсем потеряли свой былой цвет. Когда Амелия поняла, что не ощущает ничего, кроме отвращения, было уже поздно. Некуда отступать.

– Когда ты здесь появилась, он будто бы расцвел, – заговорила графиня Гилли, чуть наклонив голову в сторону ребёнка. – Я не дала ему детей, не дала счастья… Но он слишком благородный и правильный, чтобы избавиться от меня самостоятельно. Лучше бы он убил меня.

Девочка просто стояла рядом и молчала, пока женщина с трудом произносила слова:

– Я тебе так завидовала… ненавидела тебя… думала, что ты украла его у меня. Ты молодая… здоровая… и он любит тебя, – голос её сорвался на кашель, но вскоре и это прекратилось. – А что остаётся мне? Ты видишь, кто я теперь, и что со мной будет?

Амелия лишь скосила взгляд в сторону, оглядела постель, не сказала ни слова.

– В тебе он нашёл своё дитя. Даже своего проклятого брата нашёл… Но Бог им судья! Я так больше не могу. Не могу ощущать эту ненависть… Я хочу уйти в покое, понимаешь? Прими мою исповедь. Только ты сможешь…

И она сделала очередной тяжкий вдох, затем снова взглянула на девочку, чьё выражение лица совсем не изменилось. На глазах графини выступили слёзы.

– Твоё появление нанесло мне смертельный удар, дитя. Но я прощаю тебя.

Слышишь меня? Прощаю! И отпускаю свою ненависть… Простишь ли ты меня?

Ответа не было. Бесстрастное лицо Амелии будто превратилось в маску. Но щёки её пылали. От стыда ли, или потому, что здесь было слишком душно?

– Прости меня. Прости… Прости меня… – повторяла умирающая; она беззвучно плакала. – Ну же! Прости меня! Дай уйти! Позволь уйти спокойно!

Стиснув зубы, девочка стояла на месте и ждала. Она не шелохнулась, не дёрнулась даже. Она слышала, как графиня умоляла её «простить и отпустить», но с губ ребёнка не сорвалось ни звука.

За окнами сверкнула молния, прогремели раскаты грома, так, что стёкла задрожали. Свеча потухла, и всё кончилось, всё стихло. Амелия сглотнула слюну, заправила локон за ухо и вышла вон из спальни. В коридоре её встретила Магдалена. Девочка вгляделась в бледное лицо няньки, но ничего не сказала.

– Когда-нибудь ты вспомнишь об этой ночи. И поймёшь, какой грех на душу взяла. – Магда перекрестилась и смахнула слезу со щеки. – Надеюсь, впредь тебе не придётся принимать такие ужасные решения, чтобы однажды твоя гордыня не убила того, кого ты любишь.

Няня ушла, чтобы позвать прислугу; настало время готовить покойницу к её последнему пути. Амелия ещё долго простояла вот так, напротив спальни той, которую пообещала ненавидеть до последней минуты. Обещание было исполнено.

«Но вот что приключилось со мной по дороге в Дамаск. Когда я был уже

недалеко от этого города, около полудня яркий свет с неба засиял вокруг меня». Деяния апостолов 22:6

***

Раньше Эндрю Стерлинг, лорд парламента Королевства Великобритании, частенько гостил у своего старого друга в замке Гилли. Но политические перевороты, в том числе махинации министров при новом парламенте, заставили Стерлинга позабыть об отдыхе на много лет. В это же время их семья подверглась серии жесточайших ударов судьбы: умерла любимая супруга, а его единственный сын и наследник заработал воспаление лёгких и долгое время проболел, едва не погибнув.

Но рано или поздно деловые заботы были оставлены позади, душевные беспокойства стихли, и лорд Стерлинг сумел посетить Форфар, выбив для себя короткий отпуск. На этот раз во владениях старого друга он заметил некоторые изменения. Вокруг всё словно ожило, несмотря на то, что граф так и не отвык от уединения; он до сих пор не жаловал шумные великосветские приёмы. Но Стерлинга не покидало ощущение некой приятной домашней суеты. Пять лет назад генерал тоже потерял жену, и хоть брак этот нельзя было назвать счастливым, многое теперь объединяло их семьи.

Приближалось лето, дни становились на удивление теплее. Граф Монтро с радостью принял давнего друга, им о многом нужно было поговорить: ситуация в стране и за рубежом, смерть принца Уэльского и её влияние на короля, местонахождение сбежавшего Карла Стюарта, которого до сих пор разыскивали по всему Острову, и прочее, и прочее.

Приятно было вот так, по-домашнему, сидеть друг напротив друга в огромной уютной гостиной; рядом разгорается камин; бокалы полны хереса, и настроение самое положительное – что ещё нужно для прекрасного вечера? После очередной весёлой шутки, решив размять ноги и пройтись по комнате, Эндрю остановился под портретом, который не сразу заметил в сумерках.

– Чья это работа? – спросил он, указав рукой на изображение девочки с рыжими волосами. – Смотрится великолепно!

– Одного знакомого художника из Эдинбурга. Я хотел, чтобы стиль максимально напоминал кого-нибудь, вроде Яна Ливенса[4]. Чтобы её волосы казались реалистичными даже на портрете.

– Потрясающе! Погляжу, ты и впрямь привязался к ней, к своей племяннице.

Джеймс спрятал улыбку за бокалом и отпил немного хереса. Он вспомнил, как не хотелось его Амелии стоять перед художником и терпеть одну позу; она кривлялась и охала слишком наигранно и часто, но всё же выстояла, и её муки того стоили.

– Да, пожалуй, за эти годы она стала значить для меня больше, чем я мог представить.

– Где же она? – поинтересовался лорд Стерлинг. – Не видал её уже вторые сутки. Полагаю, прилежно учится, как ты и писал в письмах?

Буквально через несколько мгновений где-то далеко, за стенами замка, с северной стороны, прозвучал выстрел, отгремевший недолгим эхо. Затем ещё один, и ещё, случившийся уже ближе. Стерлинг поспешил к окнам и из любопытства стал рассматривать, кто же там стрелял. Он и не слышал, как граф позади него тяжко вздохнул, покачав головой. Затем и он подошёл ближе. Во внутренний двор через задние ворота въехали трое всадников, и Стерлинг умилился вслух, узнав племянницу графа, Амелию Гилли. Она спешилась, похлопала по крупу свою белую лошадку, тут же сняла шляпку, и порыв ветра слегка разметал её волосы. В лучах заходящего солнца они словно блестели и казались светло-медными. Девочка была одета в охотничий костюм, подходящий, скорее, мальчишке. Граф Монтро неоднозначно улыбнулся, затем пояснил, что костюм племяннице сшили на заказ, строго следуя её желаниям. Её нянька была, разумеется, против и брюк, и охоты, но в конце концов уступить пришлось взрослым.

Стерлинг наблюдал, как Амелия давала какие-то указания своим спутникам. Затем сняла с лошади мешок, пока кобылу не увели, и вприпрыжку направилась к западному входу в замок.