Анжелика. Победа [= Триумф Анжелики ] - Анн Голон Страница 5

— Эти мысли вас окончательно сбили с толку. В этом и кроется причина ваших поисков, вашего путешествия по своим следам, несмотря на слабое здоровье. Но искали вы нас не для того, чтобы обидеть напрасными подозрениями. Просто вы хотели обрести покой возле тех, кто вам по прежнему предан, кто понимает вас. Клод, мы гораздо ближе к вам, чем те люди, которых вы знаете уже давно. Вспомните нашу первую встречу в Катарунке. Вспомните ту симпатию, которая возникла между нами троими в первый же день и была взаимной. И все это несмотря на то, что вы прибыли в сопровождении ваших союзников-дикарей с целью убить нас и сжечь наш поселок.

— Катарунк! О! Там-то все и началось.

Он сделал несколько порывистых шагов. Затем он рассказал, как в первый раз услышал о них и о причинах кампании в Катарунке. Он находился в Квебеке и получил настоятельное указание Отца д'Оржеваль, который находился в Нореджвуке, что рядом с Кеннебеком, на юге. Иезуит просил своего друга, мальтийского Рыцаря и офицера высокого чина, встать во главе экспедиции, имеющей целью остановить продвижение отряда английских авантюристов, без сомнения еретиков, которые обосновались в диких краях Акадии и вскоре должны были появиться на границах Канады. Необходимо было воспользоваться отсутствием пирата, который ими командовал, чтобы нанести внезапный удар и отрезать от основных сил наиболее важный пункт — Катарунк. Себастьян д'Оржеваль обратился к своему другу графу де Ломенье-Шамбор, так как барон де Сен-Кастин не мог прислать подкрепления, находясь далеко, там где река Пенобскот впадает в Атлантический океан.

Он порекомендовал ему дворян, офицеров канадской армии: Понбриана, барона де Модрей, господина де Лобиньер, и в числе прочих — индейцев-христиан: Пискаретта, Великого Нарагансетта и его воинов. Ломенье без промедления организовал кампанию, не поставив в известность Фронтенака. К тому же, он был в ссоре с губернатором.

Он прибыл в Катарунк и захватил его.

Ломенье потряс головой, словно для того, чтобы отогнать навязчивые и мучительные воспоминания.

— Он хотел, чтобы безо всякого разбирательства и сомнения я вас уничтожил. Его указания, я даже сказал бы, приказы, были столь настойчивы и непреложны, что это меня поколебало. Я по меньшей мере хотел бы вступить в переговоры с господином де Пейрак и судить его прежде, чем казнить. Так я и поступил.

— И вы тот час же поняли, что мы не являемся вашими врагами, что мы созданы для взаимопонимания, и что наше появление в этом необитаемом краю выгодно для всех.

— Я посчитал разумным следовать более гибкой дипломатической линии. В той ситуации, как я ее понял, убийство было бесполезным и напрасным шагом. Оно не послужило бы на пользу никому, ни Новой Франции, ни Церкви, ни ее миссионерам, которым вы покровительствовали.

— Но он вам этого так и не простил.

— Я думал, что смогу объяснить ему причины таких моих действий и убедить его… Я думал, он поймет… Мы всегда стояли друг за друга. Но на этот раз, пренебрегая его суждениями, я его смертельно ранил.

— Может быть, дело в том, что при нашей встрече в Катарунке чистота его намерений впервые показалась вам сомнительной, к ней примешивалась злоба и, быть может, безумие? — добавила она вполголоса, следя за его реакцией.

Шевалье горячо возразил.

— О нет! Я никогда не считал его безумным, слава Богу. Я лишь считал, что объективная картина и последствия вашего убийства были ему неизвестны, и что он поймет, что он поддержит меня. Я был наивен…

— Вы, быть может, не знаете всего о нем. Я понимаю, что вы испытали горькое разочарование. Он был одержим, он продолжал следовать своим воинственным проектам, почти самоубийственным. И именно это вас печалит сегодня? Что вы называете предательством по отношению к нему?

Ломенье сделал несколько шагов, погруженный в раздумья.

— Если бы вы только знали… Если бы вы знали, кем он был для меня! Мы были так близки в течение такого долгого времени. Когда я захотел последовать за ним в семинарию, он меня отговорил. Он посоветовал мне Мальтийский Орден. Таким образом мы смогли дополнять друг друга. Он был моим духовным проводником. Я — его щитом и мечом… И вдруг, впервые, во время этой операции в Катарунке, я отступаю и нарушаю его план.

— Но это не помешало его исполнению. Усилиями самых фанатичных поданных: Модрейля, де Лобиньер… Так что успокойтесь. Катарунк стерт с лица земли: сожжен… Все так, как он хотел. А мы сами, если мы спаслись от ярости ирокезов, вожди которых были убиты под нашей крышей, то разве не благодаря чуду?

— Это чудо лишь подтверждает легенду о том, что вы обладаете сверхестественными способностями!..

Но произнося эти слова, он улыбался. Он обретал почву под ногами. Она облегчила его страдания и помогла разобраться в этой тягостной дилемме.

На следующее утро, когда они встретились, он улыбался и, казалось, сгорал от нетерпения переговорить с ней. Она была удивлена неожиданным вопросом. — Знакомы ли вы с господином Венсаном де Поль? — Господин Венсан? — произнесла она озадаченно.

— Святой Отец, который был наставником и исповедником королевы-матери во времена, когда наш монарх был еще ребенком, и который прославился своим милосердием.

— В те времена я сама была очень юной, и поскольку я не покидала тогда своей провинции, то не могла встретиться со столь важной персоной. Но это правда, что случай столкнул нас…

— Где это было?

— Это случилось во время переезда Двора в Пуатье.

Шевалье, казалось, пришел в восторг.

— Факты совпадают. Но, послушайте-ка. И тогда вы поймете, почему я задал вам этот вопрос. Когда я был еще новичком на Мальте у меня был соученик, такой же юноша как и я, звали его Анри де Ронье…

— Это имя мне о чем-то говорит. Кажется, что мне о нем кто-то рассказывал… или же… нет, это воспоминание, которое явилось мне во сне, кажется, в каком-то кошмаре. Но продолжайте… вы меня заинтриговали.

— Он мне рассказал, что его религиозное призвание было определено непосредственным образом встречей с господином Венсаном при обстоятельствах… гм…

Клод де Ломенье-Шамбор пощипывал кончик уса и тайком наблюдал за Анжеликой, следя краем глаза. Казалось, что история, которую он вспоминал, отвлекала его от мрачных мыслей.

— Ему было тогда шестнадцать или семнадцать лет, он находился при дворе королевы-матери, и входил в ее свиту в Пуатье. Он куда-то бежал по поручению, когда вдруг на одной из улочек ему встретилась молоденькая девушка с зелеными глазами.

— О! Паж! — вскричала она. — Тот, что заигрывал со мной.

— Ну вот! Все-таки это вы — та самая молоденькая девушка, о который он столько рассказывал. Мне продолжать рассказ?

— Конечно! Вот уж пикантная история! Если мне не изменяет память, этот паж вовсе не собирался вступать в Орден.