Танец с призраком - Элина Сетани Страница 5

– Слышь, ты, – спросил он, – как себя чувствуешь?

В ответ Альф не произнес ничего нового. Полежав немного, он предпринял попытку изменить положение и наконец сел, в сердцах пнув ногой злосчастный кирпич. Осторожно потрогав пальцами заплывающий глаз, он сказал примерно следующее:

– Какого хрена мы занимаемся таким дерьмом? Она тебе что, так нужна? Ну и забирай себе. Лично мне на неё наплевать. Я хотел показать тебе, что нефиг строить из себя. Понял?

Альф поднялся с земли и гордо отправился домой. Несколько дней они не разговаривали, встречаясь в мотоклубе, но наконец Альф подошел и как ни в чем ни бывало спросил Свена что-то насчет летней резины.

Позже, вспоминая ту ссору, они совместно пришли к выводу, что женщины не стоят того, чтобы из-за них рушилась святая мужская дружба, и снова стали не разлей вода. Случайно или нет, но они с тех пор больше ни разу не сталкивались на этой почве. По мере того, как они взрослели, у них формировались совершенно разные вкусы по части женского пола. Или, что тоже возможно, они интуитивно избегали переходить друг другу дорогу.

Для Эвы Стокгольм был городом мечты. Она родилась в Клайпеде, городе на литовском берегу Балтики («восточного моря», как называли его шведы). Ей было года три или четыре, когда отец взял её с собой на работу – а работал он на последнем этаже высотного (по меркам Клайпеды) отеля «Ветрунге», в радиолаборатории – и Эва, глядя на бесконечную водную равнину, расстилавшуюся до горизонта, спросила: «Папа, а что там, где садится солнце?». Отец ответил: «Там Стокгольм». В ту самую секунду солнце село, и из-за горизонта вспыхнул зеленый луч. На мгновение он протянулся от моря до неба и затем исчез. Такое случается иногда, когда воздушные потоки в сочетании с еще какими-то природными факторами создают странную оптическую иллюзию. Но для Эвы там, куда село солнце, с того самого дня жила сказка. Ей было непонятно, почему нельзя просто сесть на корабль – ведь их так много в порту – переплыть море и оказаться там. Ведь можно же переплыть на пароме на Куршскую косу, а там, если пойти направо, до конца, будет шведская крепость. Почему же нельзя доплыть до Стокгольма? Она долго приставала с этим вопросом к родителям, пока ей не объяснили, что просто так это не делается. А почему не делается, она узнала, только став постарше.

Как и многие её сверстники, родившиеся в начале 1970-х годов в СССР, Эва росла на шведских и датских сказках – они были популярны в Советском Союзе, и скандинавских авторов, классиков и современных, переводили и печатали из года в год. Но для Эвы история с Русалочкой произошла не в датских водах, а в шведских; Снежная Королева обитала не за Полярным кругом, севернее тех мест, где жили финка и лапландка, приютившие Герду, а южнее, в Швеции. Все они приходили играть с ней, когда она с отцом или мамой гуляла в старом городе, возле паромной переправы: там, в одном из тихих дворов, в трехэтажном доме жила её бабушка. Если Эву оставляли у бабушки погостить, то герои сказок играли с ней целый день. Она росла мечтательной и тихой девочкой и обещала со временем стать красавицей.

Эва происходила из семьи с польско-литовскими корнями. У отца были родственники в Польше, и родители в конце восьмидесятых, за три года до описываемых событий, наконец решили тоже перебраться туда. Эва заканчивала среднюю школу в Варшаве. Это было настоящим приключением – переехать из тихой, малоэтажной, неперенаселенной Клайпеды в спальный район Варшавы, на восьмой этаж панельного дома, да к тому же расстаться с друзьями и очутиться в незнакомой языковой среде, к которой нужно было срочно адаптироваться.

Танцем она мечтала заниматься с детства. Когда ей было семь лет, её отдали в кружок при местном доме культуры в Клайпеде. Она очень старалась, и родителей восхищало, что дочь упорно занимается, терпит боль и продолжает мечтать о сцене. Через несколько лет мама взяла Эву с собой в Вильнюс, где в хореографическом училище проходил просмотр. Но преподаватели вынесли вердикт: у девочки нет тех физических данных, что необходимы для карьеры балерины. Прежде всего рост: Эва была невысокой. В свои двенадцать лет она была ниже всех в классе. Кроме того, родители пропустили нужный возраст, опоздав на два года. Советская балетная школа отличалась исключительно строгим отбором, и перспективные дети приступали к профессиональному обучению в возрасте десяти лет.

Увидев огорчение Эвы и её матери, один из преподавателей сказал:

– Ну, что вы расстраиваетесь? Девочка может пойти в народный танец. Она очень музыкальна, у неё прекрасная координация. Но растяжка и рост у неё не для балета. Забудьте об этом.

Вердикт профессионалов прозвучал для Эвы как приговор, ставивший крест на её мечте. Литовский народный танец её не интересовал, а никакому другому дома, в Клайпеде, ей учиться было не у кого. Из фолк-жанров ей были интересны заморские, экзотические – индийский катхак и другие. Но мечтать их изучать было примерно так же перспективно, как сидеть посреди пустыни Сахара и молиться, чтобы наконец выпал снег.

Спасло Эву то, что на экраны кинотеатров вышел фильм «Кармен» Карлоса Сауры. Она сходила на него двенадцать раз – первые два просто смотрела в восхищении, следующие десять пыталась зарисовать в тетрадке схему поразивших её воображение танцев. Конечно, у неё не получилось – слишком много ярких, страстных движений, чечетка со сложным ритмом, попробуй-ка это записать. Но фильм про Кармен дал ей возможность сохранить свою мечту, продолжать её лелеять, а впоследствии, уже в Варшаве, приступить к реализации.

После окончания средней школы Эва без особого труда поступила в варшавскую академию изящных искусств на отделение сценографии. Когда на их курсе появилась информация, что в следующем году можно будет по программе студенческого обмена провести несколько месяцев в Швеции, учась в стокгольмском драматическом институте на хореографическом отделении, она взялась за изучение шведского языка. Чтобы прогрессировать быстрее, она слушала передачи «Радио Швеция» на русском и шведском языках: несмотря на то, что передачи готовили разные редакции, основная часть совпадала, что было большим подспорьем.

В Польше её считали русской, потому что она приехала из СССР. В Швеции её называли полячкой. А ей хотелось быть свободной от национальных ярлыков, и было непонятно, почему она должна идентифицировать себя с каким-то одним народом. Танец, искусство вообще – они ведь не знают границ. А если знают, то что-то здесь не так.

* * *

На момент встречи со Свеном Эве исполнилось девятнадцать лет. Мальчики заглядывались на неё со школы, но Эва концентрировалась на учебе и не придавала этому значения. Она знала, что природа наградила её красивой внешностью, но относилась к этому скорее как к важному слагаемому будущей профессии танцовщицы, нежели как к поводу вертеть парнями на свое усмотрение.

На первом курсе академии у неё случился роман со студентом актерского отделения; роман оказался коротким, неудачным, стоил ей многих слёз, и виной тому, как позже выяснилось, был друг того студента, умудрившийся настроить его против Эвы. После этого у неё почти полтора года не было парня: она обрывала отношения с ребятами, как только ей начинало казаться, что они могут выйти за рамки дружбы. То, что она очутилась в постели Свена менее чем через час после знакомства, было для неё абсолютно нетипичным – точно так же, как для Свена была нетипична та прыть, которую он, по выражению своего друга Альфа, в тот день проявил.