Соблазнить магната - Эмили Роуз Страница 5

Ее губы сжались, а на щеках появились алые пятна.

— Вам нравится власть, которую дают контракты, подписанные без нашего ведома, не так ли? Мы все на испытательном сроке, хотя раньше прекрасно справлялись со своей работой.

— Я босс. Ваш босс.

Ханна окинула его раздраженным взглядом:

— Я покажу вам ферму.

Она по-военному развернулась на каблуках и ушла.

Ее округлая упругая грудь подпрыгивала при каждом шаге. Тело Уайета немедленно отреагировало, и это ему совсем не понравилось.

О да, он угадал. Ханна Сазерленд, с ее дорогими украшениями, золотистыми прядями волос, маникюром и завышенными требованиями будет приносить одни проблемы.

Пока он от нее не избавится.

Но похоже, он еще не скоро сумеет сделать это.

Субботним утром дверь в лабораторию Ханны распахнулась, напугав ее. Уайет вошел по-хозяйски, будто это место принадлежало ему. Собственно, юридически так оно и было. Но это были владения Ханны — единственное место, где царил порядок и покой, вне зависимости от того, в каком хаосе пребывала ее жизнь.

Ханна напряглась, волосы на затылке встали дыбом. Она никогда прежде не ощущала прямо-таки животную ненависть к кому-либо, и сила бурлящих в ней эмоций удивила женщину.

— Вы сказали — в полдень. Еще рано. — Она старалась говорить вежливо, но, судя по ухмылке Уайета, ей это плохо удавалось.

Его темные глаза остановились поочередно на каждом предмете оборудования, прежде чем вернуться к ней — только для того, чтобы также внимательно изучить и ее.

— Дождь усиливается. Я хочу, чтобы вы показали ферму сейчас.

Дождь? Ханна моргнула и прислушалась. И правда, дождь барабанил по металлической крыше конюшни. Она была так погружена в свои проблемы и заботы, что не обратила внимания на этот звук.

Ханна посмотрела на Уайета. Его гладкие скулы были выбриты совсем недавно, а волосы были чуть влажными. Неожиданно Ханна представила его лежащим на смятых простынях…

Откуда это взялось? Она прогнала мысль прочь.

Черный кашемировый свитер обрисовывал широкие плечи Уайета, в V-образном вырезе проглядывала белая футболка, вытертые джинсы облегали голени и длинные мускулистые бедра. Что-то — не иначе раздражение — заставило ее сердце биться чаще.

— Мне нужно закончить с заказами, прежде чем их отправят на почту. Возвращайтесь в двенадцать. Пожалуйста, — добавила она.

Ханна не собиралась позволять ему срывать план работы и таким образом давать повод для увольнения.

— Наблюдение за служащими необходимо в любом новом деле. Я начну с вас. Посмотрю, чем вы занимаетесь.

Негодование в ее душе боролось с беспокойством, выводя Ханну из душевного равновесия, но выставить хозяина она не могла.

— Тогда хотя бы закройте дверь. В лаборатории не должно быть пыли, а температура поддерживается постоянная.

— Это так важно?

— Учитывая то, что я работаю с образцами, стоящими тысячи долларов каждый, — да, такой контроль важен.

В его глазах блеснуло любопытство. Уайет медленно подошел, вторгаясь в ее личное пространство, но Ханна не сдвинулась с места, не собираясь уступать место у микроскопа, несмотря на горячее желание оказаться как можно дальше отсюда.

— Над чем вы работаете, док?

Странный вопрос для человека, которому принадлежит все вокруг.

Все, кроме нее, конечно.

— Проверяю жизнеспособность образца, прежде чем заморозить его и отправить заказчику.

— Образца чего?

Он шутит?!

— Спермы. Хотите взглянуть?

Она вынуждена была посторониться. Уайет склонился над микроскопом:

— Скажите, что это?

Ханна вздохнула, пытаясь сосредоточиться на вопросе, но аромат его одеколона — пачули, сандаловое дерево и кипарис — отвлек ее.

— Это сперма жеребца-производителя Командора, — наконец ответила она. — Он приносит «Сазерленд» самую большую прибыль.

Ханна жестом отогнала мужчину от микроскопа. Когда она настраивала фокус, ее движения стали неуверенными. Ханну раздражало, что Уайет так легко смог вывести ее из равновесия.

— Для чего все это оборудование и таблицы?

Еще один странный вопрос для владельца фермы.

Ханна отложила карандаш, которым делала записи:

— Если я отвечу, вы оставите меня в покое?

— Я не оставлю вас в покое, пока не узнаю все, что мне нужно.

— Вы ничего не знаете о бизнесе, в который вложили миллионы?

— Вы имеете в виду бизнес, от которого зависит ваша зарплата? — парировал Уайет.

Да, он прав. И если она хочет по-прежнему получать зарплату, чтобы заботиться о лошадях и жить как ей нравится, лучше проигнорировать отвращение, которое она испытывает к нему.

— Прошу прощения. Время идет, а мне действительно нужно закончить работу, пока образец еще годен.

— Ответьте на мой вопрос, Ханна.

— На полках стоит оборудование, которое мы используем. У каждого жеребца есть собственные…

Щеки молодой женщины покрылись румянцем, и она запнулась. Но разведение лошадей — ее профессия. В обсуждении нет ничего необычного. Так почему же она так неловко себя чувствует? Они же говорят не о ее сексуальных предпочтениях.

Или его.

Она представила Уайета с обнаженным торсом, приподнявшегося над ней, представила, как черты его лица искажает страсть, а не раздражение. У Ханны свело низ живота. Она резко втянула в себя воздух.

«Милая, у тебя слишком долго не было мужчины».

Ханна откашлялась и, игнорируя разлившееся по телу тепло, продолжила, очень аккуратно подбирая слова:

— У жеребцов есть свои предпочтения, которые могут помешать или помочь в процессе размножения и селекции. Лучшие результаты получаются с соблюдением всех условий, так что мы заносим в таблицы особенности каждого производителя.

Его глаза сузились, и на мгновение показалось, что воздух завибрировал от напряжения.

— На ферме «Сазерленд» два ветеринара. Ваша должность кажется мне лишней. Зачем платить вам зарплату? Убедите меня в том, что вас приняли на работу не только потому, что вы дочь владельца фермы. Ханна облизнула внезапно пересохшие губы:

— Штатный ветеринар наблюдает за общим здоровьем животных. Я — за их размножением.

— То есть за тем, что животным с начала времен прекрасно удавалось без посторонней помощи и всяческого оборудования.

— Разведение породистых лошадей — конек фермы «Сазерленд». Элитные кобылы и жеребцы продолжают приносить нам деньги многие годы спустя после того, как прекращают участвовать в соревнованиях.