Мой пылкий лорд - Гэлен Фоули Страница 5

— Из-за Кейро Монтегю? — спросил Люсьен с сомнением.

— Вы сознательно унизили меня.

— Напротив, я спас вас от унижения. Вы должны поблагодарить меня, — возразил Люсьен. — Теперь вы, по крайней мере, знаете, чего стоит ваш ангел. Господи, да ведь я старался для вашего же блага!

Деймиен презрительно фыркнул:

— Признайтесь, что вы соблазнили Кейро для того, чтобы отомстить мне, дабы сравнять счет.

Люсьен помолчал и бросил на брата угрожающий взгляд.

— Сравнять счет?

— Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю. О титуле.

— Плевать я хотел на ваш титул. — В глазах Люсьена сверкнуло разгорающееся пламя, но Деймиен не обратил внимания на его слова и продолжал свои обвинения:

— У вас нет никаких оснований обижаться на меня. Ваше состояние теперь в порядке, поскольку Карнартен сделал вас своим не ограниченным в правах наследником. Честно говоря, я никогда не собирался жить на половинном жалованье до конца своих дней. Я принимаю графский титул, и вам придется с этим смириться. Между прочим… — Когда Деймиен остановился совсем рядом с братом и устремил на него холодный взгляд, казалось, что он смотрит в злое зеркало — те же черные волосы, те же пристальные серые глаза. Оба они были слишком горды, чтобы признать, что приобретенный за время войны опыт оказал на каждого из них сильнейшее, хотя и различное, влияние.

— Да? — спросил Люсьен с прозаическим видом.

— Надеюсь, что вы не собираетесь соблазнять каждую женщину, которая мной заинтересуется, потому что дважды я не спущу такого оскорбления. Даже вам!

Люсьен долго смотрел на него с недоверчивым видом.

— Вы что же, угрожаете мне?

Взгляд Деймиена не оставлял сомнений в том, что он говорит совершенно серьезно. Ошеломленный Люсьен отвернулся. Он растерянно провел рукой по волосам, потом засмеялся — тихо и горько.

— Ах ты, самодовольный негодяй! Лучше бы я позволил тебе жениться на этой шлюхе, и пусть она наставила бы тебе рога со всем Лондоном! Наш разговор окончен?

Деймиен пожал плечами.

— Вот и прекрасно! — Быстрым, как молния, движением Люсьен подкатил шар к остальным, лежащим на столе. Он ударил в них с громким треском, и они, смешавшись, раскатились в разные стороны. Люсьен повернулся и направился к двери.

«Как удобно, что моя жизнь повернулась именно так», — подумал он, шагая по бильярдной. Последние два с половиной года он работал один, постоянно меняя обличья, как перевертыш. Люсьен натягивал на себя новую личину всякий раз, когда приступал к очередному заданию, появляясь в жизни множества людей и исчезая из нее, как призрак, никогда не заводя прочных связей. Теперь даже брат-близнец не желает его знать. Он, лорд Найт, игнорирует правила джентльменского поведения. Его охватили отчаяние и отвращение к себе. Если он больше ничего не значит для Деймиена, тогда для кого же? Ни для кого, понял Люсьен, ощутив противную пустоту в душе. Он совершенно одинок.

— Задержись на минуту, — окликнул его Деймиен.

Люсьен обернулся с угрожающей и элегантной надменностью.

— Да?

Деймиен вздернул подбородок.

— О вас ходят странные слухи, весьма эксцентричные.

— Расскажите.

— Говорят, будто бы вы воскресили старое тайное общество нашего отца. Шепчутся… о непристойных делах, творящихся в Ревелл-Корте, о каких-то странных ритуалах.

— Ну что вы, — вежливо возразил Люсьен. Деймиен всматривался в него.

— Судя по всему, многие думают, что вы просто устраиваете буйные вечеринки, но кое-кто считает, что вы вовлечены в какой-то… языческий культ вроде того, который существовал в старом клубе «Преисподний огонь».

— Ужасно интересно, — промурлыкал Люсьен.

— Это правда?

Люсьен молча улыбнулся брату мрачной усталой улыбкой, повернулся и покинул бильярдную.

Утреннее солнце позолотило окрестности Гэмпшира мягким сиянием осени и проникло в высокие окна уютной гостиной Гленвуд-Парка. Элис Монтегю, нахмурившись, вытащила из своих волос крошки от булочки, которой позавтракал Гарри, и, тихонько напевая, принялась укачивать его. Обходя комнату, она беспокойно вглядывалась в полукруглое окно, поскольку с минуты на минуту ожидала появления кареты Кейро. Во всяком случае, Элис надеялась на ее появление.

Всю неделю Гарри капризничал, что было совсем ему несвойственно. Вчера он уснул на полу гостиной, засунув в рот палец и закутавшись в одеяло, в то время как Элис старательно вышивала новый костюм для лихого мистера Уэмбли, деревянной куклы на шарнирах. А утром выяснилось, что предсказания старой няни Гарри сбылись. Крошечный барон Гленвуд разбудил всю прислугу негодующими воплями — сердитого, несчастного мальчугана лихорадило, он весь покрылся сыпью. У него началась ветрянка.

За завтраком Гарри чесался, капризничал и плакал, и вот, наконец, расстроенный, задремал на руках у Элис.

— Мама, — слабым голосом прошептал малыш. Он звал Кейро все утро.

— Она скоро приедет, милый, — пообещала Элис, продолжая укачивать его. — Она уже едет.

— Сыпь.

— Да, я знаю, что у тебя сыпь, ягненочек мой. Она бывает у всех. И у меня была, когда я такой же маленькой, как ты. — К несчастью мальчугану сначала станет хуже и только потом полегчает.

— Три.

— Да, тебе три годика. И ты такой умный мальчик! — Элис ласково погладила его, не обращая внимания на боль в пояснице. Он был уже слишком тяжел, чтобы носить его на руках, как младенца; но невыносимо было смотреть, как он мучается, и ничем его не утешить.

— Смотрите! — вдруг сказал Гарри, подняв свою головенку, покрытую пушком персикового цвета, и указывая через плечо Элис в окно.

— Что там такое?

— Мама!

— Неужели? — с сомнением в голосе переспросила Элис. Подойдя к окну, она раздвинула занавеси.

Гарри взволнованно указывал в окно своим крошечным пальчиком, потом заглянул ей в глаза, впервые в этот день широко улыбнулся, показав мелкие белые зубки. Для Элис его улыбка была все равно, что луч солнца, пробившийся сквозь облака. Она ласково посмотрела в его небесно-голубые глаза, на мгновение, забыв о приближающейся карете. Когда Гарри улыбался, он становился, так похож на ее брата Филиппа, что у нее на глаза наворачивались слезы.

— Мама! Мама! — закричал мальчуган, сильно пинаясь ногами и вытягивая шею, чтобы получше разглядеть далекую карету.

— Разве я не говорила тебе, что она едет? — поддразнила племянника Элис, скрывая облегчение — баронесса отнюдь не относилась к людям, на которых можно положиться. У нее была привычка то появляться в жизни своего ребенка, то исчезать из нее, руководствуясь собственными прихотями, но три дня назад Элис написала ей, предупреждая, что мальчик заболевает.