По ту сторону безмолвия - Джонатан Кэрролл Страница 5

— Да. Увидимся там.

Я похлопал по крыше автомобиля. Лили нырнула внутрь. У меня за спиной раздался визг тормозов, грохот и лязг металла: столкнулись машины. Не успел я обернуться, чтобы посмотреть, что стряслось, как Лили снова распахнула дверцу с моей стороны.

— Слышали? Где это?

— Вон там. Никто не пострадал. Похоже, только слегка «поцеловались».

— Откуда вам знать? Линкольн, сиди здесь. Никуда не уходи!

Она выпрыгнула из «фольксвагена» и понеслась через автостоянку.

— Но ничего же не случилось, — громко сказал я самому себе.

Из машины отозвался Линкольн:

— Знаю. Она всегда такая. Чуть кто-нибудь поранится или случится авария, сразу бежит помогать. Ее не удержишь. Всегда так.

— Ладно, тогда я, пожалуй, тоже схожу посмотрю, не нужна ли помощь. А ты останься тут, Линкольн. Мы скоро вернемся.

— Не волнуйтесь. Я уже сто раз так ждал. Мама всегда над кем-нибудь хлопочет. — Он обнял одной рукой пса, который в этот момент походил на Верховного судью.

На стоянке вокруг столкнувшихся машин — черного «ягуара» с откидным верхом и грузовичка-пикапа — собралась небольшая толпа. Водитель «ягуара», беременная женщина лет тридцати, метала яростные взгляды в водителя грузовика, молодого азиата в соломенной шляпе. В багажнике пикапа громоздился садовый инвентарь. По гневному лицу женщины и извиняющейся улыбке мужчины было ясно, что виновник аварии — он. Лили стояла рядом, с тревогой глядя на беременную.

— Вы уверены, что с вами все хорошо? Точно не хотите, чтобы я вызвала «скорую»?

— Нет, спасибо. А вот полицию вызвать стоит. Вы только взгляните на мою машину! Проклятье! Ремонт обойдется тысяч в пять минимум. Я даже не знаю, можно ли на ней ехать.

Азиат что-то сказал по-своему, и, к нашему удивлению, Лили ответила ему на том же языке. Мы с беременной женщиной переглянулись, а водитель грузовика снова, с явным облегчением, заговорил с Лили.

— Он говорит, что полностью застрахован, во всяком случае, я почти уверена, что он говорит именно это. Он все время повторяет: «Не волнуйтесь!»

— На каком языке он говорит?

— По-вьетнамски.

— Ого, а вы знаете вьетнамский?

— Немного. Азы, но главное понимаю.

Лили принялась за дело. Она уговорила виновника столкновения и пострадавшую успокоиться и сделать все необходимое, чтобы, когда полиция, наконец, приедет, для нее не осталось работы. Оба, и женщина, и вьетнамец, были так ей признательны, что без конца благодарили. Лили тонко и умело разрядила ситуацию и помогла им, хотя ее лично проблема никак не затрагивала. Часто ли такое встретишь?

— Ну, Макс, теперь я по-настояшему проголодалась. А вы?

— Вы оказали им большую услугу.

— Знаете, да. Но я сержусь на себя за то, что сознаю это. Хотела бы я дожить до того, чтобы делать подобные вещи, даже не замечая, не то что не думая, что совершила хороший поступок. Вот это — достижение. Разве не здорово? Вы читаете детективные романы?

— Детективы? Не знаю, иногда. — Я начал понимать, что свойственные ей внезапные смены темы не так уж внезапны: Лили неизменно возвращалась к исходной точке, но к странным поворотам ее мысли требовалось привыкнуть.

Она продолжала:

— А вот я не читаю. Они только сбивают с толку. Их покупают ради закрученного сюжета, интриги и разгадки, но я — нет. Жизнь достаточно сложна — вот ее и разгадывайте. Чтобы занять себя, не нужны детективы или кроссворды. К тому же герои этих книг вечно блуждают в потемках, потому что, видите ли, потеряли представление о Добре и Зле. Ерунда. Мы все видим разницу. И по большей части отлично знаем, что хорошо, что плохо, что правильно, а что — нет. Мы просто притворяемся, что не различаем. То, что я сделала, было правильно — но в такой ситуации любой должен поступить так же. Поэтому никакой моей заслуги нет.

— Хорошо, но вы все же сделали доброе дело. Лили покачала головой:

— Мне не нравится жить в мире, где правильные поступки так редки, что начинают считаться добрыми.

В моем семействе бытует потрясающая история, которую нужно здесь рассказать. Моя бабушка водила машину из рук вон плохо. Никто не соглашался ехать с ней в автомобиле, если она сидела за рулем — в особенности оттого, что ездила бабушка страшно медленно. Однажды дедушка попал в больницу — ему сделали небольшую операцию. В день выписки бабушка отправилась на машине его забрать. Дедушку, все еще в пижаме и халате, устроили на заднем сиденье. Бабушка двинулась к дому обычным своим черепашьим манером. Дедушка, обычно громогласно комментировавший ее езду, тут почему-то не издавал ни звука. Бабушка думала, что это оттого, что он еще не оправился после операции. Однако молчание ее смущало. Время от времени, не глядя в зеркало заднего вида, бабушка спрашивала его, все ли у него в порядке. «Да, но поезжай чуть побыстрее, ладно?» — «Хорошо, милый». И она следовала дальше со скоростью пятнадцать миль в час. На полпути бабушка остановилась на красный свет. Потом загорелся зеленый, и спустя несколько минут она снова спросила дедушку, как он там. Нет ответа. Она спросила еще раз. Нет ответа. Обеспокоенная, бабушка посмотрела в зеркальце. А дедушки и нет. Испугавшись, что он выпал, она остановила машину посредине улицы, и бросилась его искать. Нет дедушки. Так как до дома оставалось недалеко, бабушка поехала домой, чтобы вызвать полицейских искать бедного больного мужа. Отгадайте, кто сидел на веранде, поджидая ее. Отгадайте, кто вылез из машины, когда она стояла у светофора, остановил такси прямо в пижаме и… у Лили было великолепное чувство юмора, но не думаю, чтобы она усмотрела в этой истории что-то смешное, поскольку водила машину она в точности как моя бабушка.

Когда я следовал за ней по пути в ресторан в тот первый день, у меня было чувство, что с ее машиной что-то не так. Будто она не снята с ручного тормоза или двигатель вывалился, и Лили отталкивается от земли ногами. Такого рода мелочи. Лили называла это осторожным вождением. Я называл это вождением инфарктника. Такую езду следовало бы запретить законом. Я не мог поверить, что она меня не разыгрывает. Но нет — такова была ее натура, и с того дня мне ни разу не удалось уговорить Лили прибавить скорость. Когда я вел машину, ее все устраивало, с какой бы скоростью я ни мчался. Но когда за руль садилась сама леди Лили, вы возвращались во времена повозок, запряженных волами. Только с рычагом переключения передач вместо вожжей.

Пока мы ехали, Кобб пристально смотрел на меня через заднее стекло. Он напоминал одну из гигантских каменных статуй на острове Пасхи. Время от времени Линкольн оглядывался и махал рукой, но до самого прибытия на место я, пробираясь через Лос-Анджелес в потоке машин, играл в гляделки главным образом со старым псом.

Я их не знал, но оба мне уже очень нравились. Лили умна, и слишком много говорит. Я представил себе, как просыпаюсь рядом с ней, а борзая оккупировала половину кровати. Потом войдет сонный Линкольн и присядет на уголок постели, греясь на солнце, падающем на голубые одеяла. Какая она по утрам? Что они обо мне думают? Увижу ли я их еще, или какая-нибудь случайность все испортит, и я упущу свой шанс? Я был романтиком и верил, что двоим иногда достаточно мгновения, чтобы узнать друг друга и почувствовать друг к другу симпатию. Разве это невозможно? Мне и раньше везло, и потому я верил, что наша встреча не станет единственной.