До горького конца - Мэри Элизабет Брэддон Страница 5

— Конечно, тетушка, но не думаю, чтобы отцу понравилось, что мы пускаем к себе жильцов.

Мелочная пансионская гордость восстала. Что сказала бы мисс Тульмин и все ее воспитанницы, узнав, в каком положении находится их бывшая подруга? Грация была полгода тому назад на прощальном празднике в пансионе и посещала изредка свою прежнюю наставницу и еще мерила все существующее меркой мисс Тульмин.

— Он джентльмен, — сказал мистер Ворт, — или должен бы быть джентльменом, потому что в жилах его течет благородная кровь.

Последние слова несколько смягчили Грацию. Она была уверена в превосходстве людей благородного происхождения, считая их существами совершенно отличными от обыкновенных смертных, с которыми она проводила жизнь.

— Не думаю, чтобы это понравилось отцу, — повторила она и более уже не протестовала.

— Когда отец ваш уезжал, — возразила ей тетка, — он отдал мне в полное распоряжение дом и скотный двор. Я поручаю все вам, мистрис Джемс, сказал он. Пусть Грация читает свои книги, играет на фортепиано и наслаждается жизнью. Я уверен, что она не будет мешать вам в хозяйстве. Это его слова, Грация, и вы их слышали.

— Да, — отвечала Грация, — но я уверена, что ему не могло прийти в голову, что мы обратим Брайервурд в наемную квартиру.

Мистер Ворт сожалел, что огорчил свою любимицу. Она сидела, полуотвернув от него голову и надув свои розовые губки.

— Оставим это, если Грация не согласна, — сказал он.

— Я стыжусь вашей гордости и вашего тщеславия, Грация, — воскликнула мистрис Джемс. Противоречие племянницы заставило ее сильнее ухватиться за свое намерение. — Я думала, что вы обрадуетесь возможности приобрести несколько фунтов для отца. Все, что заплатит джентльмен за помещение, будет чистою прибылью, и от содержания его, надеюсь, будет какая-нибудь выгода, и притом вы оказали бы этим услугу другу вашему, мистеру Ворту.

— Хорошо, пусть он приедет, — сказала Грация. — Я на все готова для отца.

— Вам не будет до него никакого дела, — возразила мистрис Джемс, супруг которой уже проснулся и смотрел на нее широко раскрыв глаза. — Сара будет прислуживать ему, а я буду стряпать для него. Джентльмены прихотливы насчет стола. Не хотите ли посмотреть комнату Ричарда, мистер Ворт?

Джемс Редмайн между тем совсем очнулся, и жена объявила ему в чем дело тоном, по которому он понял, что ради семейного спокойствия не должен противоречить ее намерению.

Они отправились осматривать комнату Ричарда, и даже Грация удостоила присоединиться к ним. Покорившись перспективе иметь в доме жильца, она невольно заинтересовалась им. Появление нового лица составляло эпоху в ее однообразной жизни.

Губерт Вальгрев, — так звали незнакомца, — был, по словам мистера Ворта, адвокат, человек трудолюбивый и уже имевший порядочную практику. У него были кое-какие собственные средства, происходил он от хорошей фамилии, но был почти одинок в мире, не имея близких родных. Он вынес недавно серьезную болезнь, причиною которой была чрезмерная работа, и доктора предписали ему два или три месяца отдыха в каком-нибудь спокойном загородном месте, где он мог бы пользоваться чистым воздухом и уединением.

— Бездействие не в его характере, — сказал мистер Ворт, — но доктора объявили ему, что если он не бросит работы, то окончательно расстроит свое здоровье, и он принужден покориться и пишет мне, чтоб, я нашел ему здесь помещение.

— Так он знает это место?

— И да, и нет. Он провел здесь только один день.

— А вы, надеюсь, давно знаете этого человека?

Необходимо было увериться в благонадежности их будущего жильца.

— Ему было два года, когда я познакомился с ним, — отвечал мистер Ворт с задумчивою улыбкой.

— Этого достаточно. Я знаю, что вы не стали бы рекомендовать человека нестепенного.

— О, он человек степенный, даже слишком степенный для своих лет, как мне иногда кажется. Он не способен на увлечения. Он совершенный контраст с своим… с молодыми людьми моего времени.

Спальня Ричарда Редмайна была большая прохладная комната, с тремя передними окнами, выходившими в сад и с боковым окном, из которого можно было видеть поворот большой дороги, очень удобная комната со старинными, красного дерева, комодами и бюро, с красивою кроватью, с канифасовыми занавесками у постели и окон, с узкими полосами полинявших брюссельских ковров, с окрашенным темною краскою умывальником, уставленным простою белою посудой, с парой вышитых шерстью по канве картин, изображавших сон Иосифа, в рамках под стеклами, с четырьмя ярко раскрашенными гравюрами охотничьих сцен, со старинным индийским чайником и полудюжиной треснувших чашек на высоком камине и со всезаглушающим запахом сушеной лаванды, — комната, в которой человек мог жить и умереть спокойно.

Мистер Ворт оглядел ее и одобрил.

— Я напишу ему, что он может привезти с собою свою ванну. Надеюсь, что вы дадите ему холодной воды сколько ему понадобится.

— О, конечно, — отвечала мистрис Джемс недоволь. ным тоном. — Пусть берет сколько хочет воды, если он из тех господ, которые не могут жить без того, чтобы не полоскаться.

Мистрис Джемс смотрела с отвращением на всякое излишнее употребление воды, как на прихоть, сопряженную с тратой времени при ношении воды взад и вперед и с пачкатней лестниц и коридоров.

— Вы знаете лучшую гостиную, — сказала она.

Мистер Ворт хорошо знал эту парадную комнату, употребляющуюся только в редких случаях и благоговейно охраняемую под замком от осквернения ногами простых смертных. Большая, низкая комната, полукруглое окно, массивная дубовая резьба на потолке, обитые вылинявшим ситцем кресла и диван, — и какой диван! Небольшой отряд пехоты мог бы отдохнуть на нем, если отдых возможен на чем-нибудь столь жестком, — тяжелый квадратный стол красного дерева, старый буфет, украшенный двумя медными львиными головами с кольцами в носах, три треснувшие китайские вазы, семейная библия и Исаак Уальтон в кожаном переплете, ковер, с которого исчезла всякая ткань ярких цветов полстолетия тому назад, но все еще бережно сохраняемый под полотяною покрышкой белоснежной чистоты, — такова была гостиная, прохладная, полутемная комната, с окном, заросшим розами и жимолостью, комната, в которой можно было продремать лето и промечтать зиму у камина, не замечая, что жизнь идет вперед.

— Лучшая гостиная годится как нельзя более, сказал мистер Ворт. — Какие же ваши условия? Достаточно ли буден трех гиней в неделю за помещение и за содержание?

— Достаточно, — отвечала тетушка Ганна, сообразившая, что две гинеи из трех будут чистою прибылью.

Я согласна, если Джемс согласен.

Ссылка на Джемса была вежливою фикцией, супружеским комплиментом. Весь Кингсбери знал, как слаб голос Джемса Рейдмайна в Брайервуде.

— Следовательно, дело кончено, — сказал мистер Ворт. — Я напишу мистеру Вальгреву, что он может приехать когда хочет.