Золотой песок для любимого - Вера Копейко Страница 5

На самом деле разве он готов из любви к Елизавете Степановне раствориться в купечестве, как золото в царской водке? Галактионов довольно рассмеялся. Неожиданное сравнение, но какое удачное. Хоть в какие-нибудь «Перлы текущей юмористики» отправляй.

А следом пришла печальная мысль, погасившая искру юмора. Но если ты не сумел пристать к новой жизни, значит, уходи из нее? Как сделал Шурочкин отец? И был случайным тот выстрел на охоте. Это объяснение для чужих.

Петр Волковысский, отец Шурочки, видел, что ему надо спасать поместье, дом, будущее детей. А он не мог. Недуг игры съел почти все деньги. Но сестра о том знала, мучилась, потому так скоро ушла следом за ним. Она оставила детей заботам брата. С Платошей все просто – кадеты, гвардия. А Шурочка – иное.

И к ней относился по-иному. Он хотел передать племяннице все лучшее, что свойственно роду Галактионовых – по матери и роду Волковысских – по отцу.

Ну хорошо, наконец Михаил Александрович позволил себе подвести итог. Не надо отказываться от извечной мудрости. А она состоит в том, что если будет утро, то мы в нем тоже. А если нет, то и думать не о чем.

Дядюшка на самом деле ждет, что она выйдет замуж за кого-то, кроме Алеши Старцева? Этот сэр Майкл слишком самоуверен. Шурочка Волковысская насмешливо сложила губы, осматривая свое лицо в последний раз, перед тем как спуститься к дяде в кабинет.

Михаил Александрович Галактионов по рождению, сэр Майкл по долгой жизни в английской столице и особенной любви к ней, нарушая все приличия, принятые в барских домах, уже трижды кричал снизу и даже постучал тростью об пол.

– Шурочка! Сюда!

Зовет, как звал свою любимую гончую, улыбнулась племянница. Но не обиделась. Откровенную нежность теперь он питает к ней одной, потому как гончая покинула этот мир по старости.

Шурочка огладила руками темно-зеленую юбку-брюки, которую купила в Англии в специальном магазине, где одеваются дамы, увлеченные модным занятием – охотой на лис. Оттуда и жакет из тонкого сукна в желто-зеленую клетку, и шляпа, и перчатки темно-желтой кожи, и сапожки. У нее маленькая нога, и темно-желтые сапожки в тон перчаткам кажутся еще меньше на фоне широких брюк.

Дядя сам отвел ее в магазин на Бонд-стрит, заплатил за наряд, потом, оглядев ее в примерочной, заключил сытым голосом:

– Что ж, я думаю, если бы амазонки дожили до наших дней, они выбрали бы этот костюм.

Шурочка рассмеялась, представив себе наряд истинных амазонок, о которых она читала в книге, подаренной дядюшкой. Тунику – вот что они носили. Она полуобнажала прекрасные тела, а не скрывала так надежно, как этот охотничий костюм.

– Я нынешняя амазонка, сэр Майкл, вы не ошиблись. – Шурочка приняла стойку стрелка из лука. Искоса она наблюдала за приказчиком, который, скрывая под английской выучкой свои эмоции, исподтишка любовался ими.

Да-да, не только ею, но и дядюшкой, одетым настоящим английским джентльменом. При шляпе, в ботинках, начищенных до блеска, заказанных точно по ноге в дорогой обувной мастерской, дядя был хорош.

– Согласен, – тихо сказал он, отечески положив ей руку на плечо.

Тогда Шурочка получила то, что хотела, – костюм. Но сейчас ей предстоит задача потруднее. Она должна увести дядю от разговора о Николае Кардакове – это во-первых. Во-вторых, убедить его, что не только не помешает на охоте, но и украсит своим присутствием мужскую компанию.

Она поморщилась. Должна убедить. А как иначе? От этой поездки в родовое имение Стогово, что в Тверской губернии, зависит вся ее жизнь. Да-да, вся, это не преувеличение. И жизнь любимого Алеши Старцева. Точнее, их общая жизнь.

Шурочка толкнула дверь своей комнаты, стуча каблучками кожаных сапог, сбежала по дубовой лестнице, открыла дверь в кабинет.

– О-ох, Господь милосердный! Какова амазонка! – воскликнул дядя, повалившись на спинку дивана, обтянутую старинным гобеленом. Он изобразил полное лишение чувств. Но Шурочка знала – в щелочки глаз он следит за ней внимательней, чем сокол за добычей на ржаном поле.

– Я вам нравлюсь, сэр Майкл? – спросила Шурочка низким голосом, заранее уверенная в ответе.

– А ты как думаешь? Я сам выбрал тебе этот охотничий костюм.

Он сел прямо, с лица сошла юношеская дурашливость, которая частенько появлялась у него при Шурочке. Словно племянница выманивала его из сорокапятилетнего времени жизни в свое, совсем юное. Ему это нравилось.

– Александра Петровна, – отчетливо произнес он, – можете не говорить мне, чего вы от меня хотите.

Она прикусила губу, удерживаясь от улыбки. Столь серьезный тон обещал согласие, а это значит, не надо тратить силы и слова на мольбу.

– Я понимаю, такой костюм непременно следует проветрить. Я беру тебя с собой, Александра, в Стогово.

Шурочка почувствовала, как ноги слегка задрожали. Так бывает, когда чего-то жаждешь, и наконец это тебе дается.

Долгой зимой, сидя за учебниками далеко отсюда, в старинном английском городке Бате, знаменитом развалинами бань, оставшихся от римлян, она думала, как ей забрать в имении то, что может спасти их с Алешей. Подходит назначенный его отцом срок, уже близка жирная черта жизни – Алеше исполнится двадцать один год в декабре. Он написал в последнем письме, что удачи нет.

– Я надеюсь понравиться вашим друзьям, – сказала Шурочка, а перед глазами возникло ружье, в ложе которого, под затыльником, лежат украшения. Покойная мать спрятала их от отца, который мог спустить их за зеленым сукном. Она угадала – отец не нашел драгоценностей даже тогда, когда подступил к краю своей жизни…

– Не сомневаюсь. Они полюбят тебя, как я, – сказал дядюшка. – Но не более! – предупредил он невидимых друзей. – Уступаю им Платошу!

Шурочка кивнула, улыбаясь.

– Он писал, что собирается заехать в Стогово, только не знает когда.

– Вот-вот, – кивал дядя.

Да, она нравилась своему опекуну больше, чем ее брат Платоша. Между ними полтора года, но брат и сестра такие разные. Дядя говорил, что, наверное, так сошлись звезды или в его любимой сестре совершилось чудесное обновление. Оно повинно в том, что, несмотря на усталость тела – беременность Шурочкой наступила при кормлении Платоши, – на свет явилась такая резвая девочка, какую поискать.

Позднее, вникая в отношения между родителями, стараясь понять их жизнь, Шурочка Волковысская все больше склонялась к другому выводу. К нему подтолкнула новость, о которой она узнала случайно – тоже от дядюшки. Он не сообщил ее, а обронил, когда они обсуждали историю рода, а также имений – Галактионовых и Волковысских.

– Вместо того чтобы позаботиться о собственном имении, – морщился дядя, – которое стало разваливаться на глазах после закона об эмансипации, – так он называл Указ об освобождении крестьян, – муж моей любимой сестрицы принялся играть с дикой страстью. Он всегда был игрок, но не до такого отчаянного безумия. Он не вылезал из-за зеленого сукна.