О любви не говори - Барбара Фритти Страница 5

В дверь снова позвонили. А девчонка упряма!

Алекс открыл дверь как раз в тот момент, когда Джулия приготовилась уже барабанить кулаком. При виде Алекса рука ее безвольно опустилась вниз.

– Почему вы сказали, что я – это она?

– А вы посмотрите на себя в зеркало!

– Она же – маленькая девочка, а я – взрослый человек. Мы вообще не похожи!

Какое-то время он молча исследовал ее взглядом профессионального фотографа, подмечая каждую мельчайшую деталь. Небольшой выступ волос на лбу (кстати, примета, сулящая раннее вдовство), светлые, слегка вьющиеся волосы, рассыпавшиеся густой пеленой по плечам, едва заметные веснушки и морщинки в уголках глаз, нежный овал лица. Красивая девушка, ничего не скажешь! Она стояла перед ним в коротенькой хлопчатобумажной юбке бежевого цвета, открывающей взору стройные длинные ноги. Светло-кремовый топик, легкие босоножки – загорелая красавица, настоящая уроженка жаркой Калифорнии. Он вдруг почувствовал желание: его непроизвольно потянуло к девушке, но он подавил неуместный порыв. Впрочем, блондинки всегда были его слабостью, особенно голубоглазые.

– Ваш отец знал имя этой девочки? Или хоть что-то о ней? – не отставала она.

– Он никогда не говорил со мной на эту тему. Можно мне взглянуть на ваш кулон?

Она раскрыла ладонь, и он молча уставился на белого лебедя. Да, точно такой же, как на фотографии. Ну и что? Это же не бриллиант редчайшей огранки, обыкновенная безделушка. Но девушка чертовски похожа на русскую сироту, и кулон у нее точно такой же. Не слишком ли много совпадений?

– Как, вы говорите, вас зовут?

– Джулия Демарко!

– С каких это пор в роду у итальянцев появились голубоглазые блондинки?

– Я – не итальянка. Просто ношу фамилию отчима. Он удочерил меня. А мой родной отец – ирландец. И мама тоже ирландка. Она… она умерла шесть месяцев тому назад.

Джулия бережно опустила кулон обратно в увесистую сумку из коричневой кожи.

Вот как! Значит, ее удочерили! Интересный поворот в деле.

– Своего родного отца вы не знали?

– Он бросил маму еще до моего рождения.

– А где вы родились?

– В Беркли. – Выражение лица девушки стало неприступно строгим. – Я никогда не была за пределами Штатов. У меня даже паспорта заграничного нет. Так что эта девочка не может быть мной.

– Еще один вопрос, из чистого любопытства. Сколько вам было лет, когда вас удочерили?

– Четыре годика.

Так, а девчушке на фотографии не больше трех.

Алекс глянул в глаза девушки и понял, что она подумала о том же.

– Отчим удочерил меня, когда женился на маме, – пояснила она. – А мама у меня – не русская. Она не любила путешествовать и вообще никуда не ездила. Типичная американская домохозяйка, вот кем была моя мама. Подрабатывала тем, что готовила бутерброды и прочие закуски для игроков в футбол. Даже в этом она оставалась американкой. А потому нет никаких оснований полагать, что я – это та самая девочка с фотографии. Я – это я, и я точно знаю, кто я и откуда.

Кажется, она отчаянно пыталась убедить себя в том, что так оно и есть. Но чем больше она старалась, тем сильнее крепли сомнения в душе Алекса.

– Простите меня, что свалилась вам как снег на голову! Вы, наверное, отдыхали, а тут я со своими проблемами! Простите! – Она неловко взмахнула рукой и покраснела, осознав в полной мере всю бестактность своего вторжения в чужой дом без приглашения.

Алекс скрестил руки на голой груди, он и не подумал найти рубашку, и бросил на девушку любопытствующий взгляд.

– Я только что с самолета. Прилетел из Южной Америки.

– Фотографировали там?

– Да.

– Какие у вас ушибы на теле. Где это вы так? Впрочем, это меня не касается.

– Вот именно! Это вас не касается!

Она невольно вздрогнула от его резкого тона.

– Зачем вы грубите?

В самом деле, зачем? Наверное, потому что его тело невольно реагирует на ее присутствие. Чем скорее она уйдет отсюда, тем лучше! Он достаточно умен, чтобы избегать общения с женщинами, которым нужен не только секс. А у нее просто на физиономии написано: «Я порядочная девушка».

– То есть вам больше нечего добавить по поводу фотографии? – спросила она, переминаясь с ноги на ногу.

Он тяжело вздохнул. Нет, он все же был недостаточно груб!

– Послушайте, вы! Вы – не единственная, кто обратил внимание на фотографию девочки. В свое время толпы людей осаждали редакцию журнала, требуя дать им адрес девочки. Все хотели удочерить ее.

– Правда? А что было потом?

– Девочку не нашли. Наши отношения с Россией были в те годы весьма сложными. Усыновление иностранных детей практически было за гранью фантастики. Холодная война [1]. Советские власти, кажется, даже отрицали наличие у них сирот в стране. Вот все, что я знаю! – Разумеется, он поведал ей лишь малую часть истории, но хватит с нее, чтобы прихлопнуть нездоровый интерес к снимку. – Что вы там нашли в этой фотографии? Подумаешь, светлые волосы, голубые глаза и лебедь на шее! Расспросите своих близких, и они расскажут вам кучу историй о вашем детстве в Беркли. Что, у вас нет детских фотографий, запечатлевших вас в возрасте двух или трех лет? Откуда вдруг сомнения?

– Беда в том, что мне некого спросить. Родители мамы порвали с ней, узнав о ее беременности. И у нас в доме нет ни единой фотографии, запечатлевшей нашу с мамой жизнь до того момента, как она вышла замуж за отца. Мама сказала, что фотографии затерялись при переезде из Беркли в Сан-Франциско.

– Тоже мне, долгий путь! Мост через залив переехал, и ты уже в Сан-Франциско!

– У меня не было оснований не доверять маме! – недовольно поджала губы Джулия.

– А сейчас, значит, появились?

Девушка нахмурилась.

– Наверное, я схожу с ума! – воскликнула она взволнованно. – Не могу поверить в то, что ставлю под сомнение правдивость маминых слов. И все из-за какой-то фотографии, случайно увиденной в музее. Бред какой-то!

«Если она сходит с ума, – подумал Алекс, – то и я вместе с ней». Потому что каждое новое ее признание лишь подымало градус его скепсиса. Алекс почувствовал знакомый прилив адреналина в кровь. Неужели эта незнакомка и есть та самая девочка? Если да, то что это означает? Как она очутилась в Америке? Как попала сюда из Москвы? И почему она не знает, кто она есть на самом деле? Не из-за нее ли отец велел держать ему рот на замке? Значит, девочка – это часть чего-то большего и очень секретного. Но как его отец оказался замешанным во все эти заговоры минувших лет? Впрочем, чему удивляться? Алексу, пошедшему по стопам отца, как никому другому, прекрасно известно, что фотокорреспондент может попасть туда, куда никто, кроме него, не сумеет.