Цветы на снегу - Дмитрий Грунюшкин Страница 5

— По сто пятьдесят с носа и так — на пирожки и мороженое. В общем — штука спасет гиганта мысли и его правнука от недосыпу.

— Вы хотите, чтобы я за всех, что ли, заплатил? — удивился наглости отпрысков Кирилл Ильич.

— Ага! — заулыбался Роман. — Дед, мы же все бедные студенты, откуда у нас бабло?

Роман как-то сразу признал Кирилла Ильича и с самого начала называл не иначе как Дед. Евгения он звал дядей Женей и изредка папой. А вот Жанну в глаза называл исключительно Жанной Степановной, а за глаза — только тещей.

Уже начинавший сдаваться Кирилл Ильич попытался напоследок взбрыкнуть:

— А может, стоит сначала научиться это «бабло» зарабатывать — а потом уже столь легко его тратить и начинать рожать детей?

— Ну дед! Ну кончай нудеть! — скривилась Даша, которой любое моралите было как ножик острый. — Если сейчас начать зарабатывать на жизнь, то работать мы пойдем в самый низ финансовой и иерархической лестницы и наверх не пробьемся никогда в жизни. Чтобы рубить хорошую капусту, надо сначала поучиться хорошо. Так стратегически вернее.

— А насчет детей, — подключился супруг, — так вся страна в демографическом кризисе, народ рожать разучился. Генофонд, короче, иссякает. Говорят, что через сто лет коренной москвич будет носатым, черноволосым и по-русски будет говорить с сильным кавказским акцентом. Так что мы делаем дело государственной важности. Вы нам грамоту почетную должны выдать, а не попрекать незаслуженно!

Из уст Романа, кудрявого брюнета с тонкими чертами лица, в крови которого, вне всякого сомнения, была изрядная доля кавказской, такие речи выглядели далеко неоднозначно. Да он вообще любил всякие двусмысленности и недоговоренности.

— Короче, дедуль, гони деньги, а то мы настроены сегодня хорошо оттянуться. А от этого у твоего правнука нервное потрясение может случиться.

— Господи, что она говорит! — Кирилл Ильич схватился за голову и рванулся в свою комнату. — Безумная девчонка!

Через минуту он вихрем ворвался в гостиную, сунул Роману две пятисотрублевки и, ткнув пальцем в сторону двери, рявкнул:

— А теперь прочь из дома! И чтоб ноги вашей до утра тут не было!

— Щас, дед, — начал было Роман. — Мы только вино доп…

— Вон!!! — заорал Кирилл Ильич так, что Даша аж подпрыгнула на месте. — Вон, я сказал!!! И вырубите свой граммофон, а то расколочу к чертям кошачьим!

Молодежь сочла за благо не доводить старика до греха, и в кратчайшие сроки испарилась из квартиры, оставив после себя полный разгром.

Чувствуя какое-то тяжелое опустошение, Кирилл Ильич поплелся в детскую.

— Вот такие, брат, дела, — вздохнул он, устало глядя на правнука. — Пороть их надо было в детстве. Как Сидоровых коз пороть! Поколение пепси, разбей его паралич… Ну что, про волчка петь будем?

Артемка смотрел осоловело и вопросы прадеда игнорировал. Заснул он почти мгновенно, «певец» даже не успел добраться до «садистских» куплетов.

Зима в Москве совсем не похожа на традиционную русскую зиму с сугробами, пушистым снежком и веселым морозцем, от которого румянятся щечки, горячится кровь и тянет на проказы. В этот вечер на столицу обрушился заряд мокрого снега. Дворники-южане, несмотря на все свои усилия, не справлялись. На тротуарах быстро росли завалы, а на газонах по-прежнему было бесснежно, побуревшая трава словно насмехалась над погодой, торчала сквозь тонкий слой снега и прятала под собой вязкую почву.

Пешеходы скользили, чертыхаясь, по накату на асфальте, пробираясь между грудами грязной субстанции, которую дворники сгребали в кучи в ожидании уборочных машин.

Водители, выходящие в конце рабочего дня из многочисленных офисов в предвкушении теплых домашних тапочек и уютного дивана, превращались в соляные столпы, увидев творящееся на улице безобразие. Досадливо матерясь, они принимались сдирать со своих сверкающих краской «металлик» железных коней налипший и намертво прихваченный околонулевым морозцем десятисантиметровый слой снега. Ломались скребки, царапалась краска. А впереди их ждали многокилометровые пробки. Москва и так славится забитыми дорогами, а уж если погода хоть чуть-чуть отклоняется от идеального стандарта «сухо, ясно, светло», то столичные улицы становятся непреодолимым препятствием для водителей-асов, купивших права одновременно с машиной неделю назад. Подобный же снегопад был для города настоящим стихийным бедствием.

Самые нетерпеливые, среди которых по традиции большую часть составляли девушки-блондинки, ограничивались очисткой лобового стекла. Зеркалами они предпочитали пользоваться только при макияже и причесывании и поворачивали «по-московски» — три раза моргнуть поворотниками — и руль вбок, кто не спрятался — я не виноват. А некоторые и о существовании поворотников не догадывались.

Нетерпеливейшие из нетерпеливых и на лобовушке очищали только небольшой участок стекла, и ехали потом по дороге, похожие на айсберг на колесах в ожидании своего «Титаника», выглядывая в щелочку, как механики-водители танков. Впрочем, на дороге это белое великолепие быстро сходило на нет. Машины лезли по грязной снежной каше, поднимая тучу брызг, как огромные пылесосы. Дерьмо из-под колес летело во все стороны, но большей частью на едущие сзади автомобили, быстро покрывающиеся толстым слоем грязи вперемешку с «коктейлем Лужкова». Снегоочистители даже на максимальной скорости не справлялись, лишь размазывая грязь по стеклу. Выбраться же из машины, не перепачкавшись по самые уши, было весьма серьезным акробатическим трюком.

В такие дни Анна Петровна, как никогда, радовалась, что за всю жизнь так и не научилась водить машину, несмотря на то, что недостатка в учителях не испытывала. Она считала людей, умеющих одновременно делать несколько дел — смотреть на дорогу, помнить правила, крутить руль и нажимать педали, — шаманами и циркачами. Наличие сразу трех педалей вводило ее в трепет и вечную боязнь их перепутать. Алгоритм же работы с рычагом коробки передач был для нее китайской грамотой и божьим промыслом. Если же водитель при этом еще развлекал пассажира разговорами или травил анекдоты, то Анна Петровна просто закрывала глаза и считала оставшиеся до смерти секунды. В общем, в отношении автомобиля Анна Петровна была классической «блондинкой». Но в отличие от современных «свистушек», прекрасно отдавала себе в этом отчет, и за руль ее можно было посадить только в стоящий автомобиль. И то после долгого сопротивления.

Анна Петровна с трудом перебралась через очередные, заботливо собранные дворником, грязно-снежные Гималаи и едва не упала, поскользнувшись. С бешено колотящимся сердцем она остановилась. Не хватало еще только грохнуться посреди улицы и сломать себе что-нибудь. Вот уж тогда точно устроилась бы так устроилась. В больницу на пару-тройку месяцев. В ее возрасте кости срастаются долго. Да и лежать на мокром асфальте можно было часами. Кто ее подберет? Лежит какая-то бабка, может, пьяная, может, больная, может, вообще померла. Народ сейчас пошел к чужим проблемам не любопытный. «Подвиг» же Фаины Раневской, упавшей на улице и патетически тянувшей руки к прохожим с криком «Смотрите, какие артисты на дороге валяются!», Анне Петровне повторять не хотелось. Несмотря на свою профессию и былую славу, человеком она была очень скромным и лишнего внимания к себе никогда не любила.