Загадка Бомарше - Людмила Котлярова Страница 5

— Я не пью, — пояснила она.

Феоктистов пожал плечами.

— Как хотите. А мне не привыкать пить одному.

Феоктистов налил себе рюмку, быстро выпил. Затем секунду подумав, сделал это по второму разу.

— А почему вы не берете кошелек?

— Это не мой кошелек.

— И не мой тоже. Я специально купил его для вас. Это мне ничего не стоит. Как и сумма денег, которая в нем. Так, что берите, не стесняйтесь.

— Я чужих денег не беру.

— Ну и глупо, — скривился он, — а я вот беру. Чужие деньги, чужие женщины, чужие мысли. Все сгодится. Я не брезгливый. — Он снова налил рюмку и выпил. — Но главное это отнюдь не взять. Главное, как всем этим распорядиться впоследствии. Вы даже не в состоянии понять, насколько увлекательна эта игра. Иногда в чьих-то, вроде бы совершенно никчемных мыслях, таится такая глубина, такой потенциал, о котором средненький человечек, вроде вас, даже не подозревает. А я легко и непринужденно кладу эту мысль в карман, утаиваю ее до поры. А в нужный момент, как фокусник, вытаскиваю ее на свет божий в совершенно обновленном виде. И вы думаете, кто-нибудь хоть раз догадался, что мысль не моя? Никто и ни разу. Потому что именно я придал ей тот изумительный блеск, ту широту и многогранность, которой изначально не существовало и в помине. На то я и Творец! Великий преобразователь мира идей. — Феоктистов снова налил и снова выпил. Затем неожиданно помахал рукой перед носом Аркашовой. — А, зачем я вам все это говорю. Вам, жалким актеришкам, только и остается, что, как глупым попугаям, повторять чужие слова. И не надо строить из себя святую. Вы по роду своей деятельности постоянно берете чужое. И пусть это нечто не материальное. Но именно вам, присвоившим чужие слова и чужие мысли, достаются аплодисменты публики, ее восторг и обожание. Именно из вас она творит кумиров, хотя вы этого совершенно не заслуживаете. А истинные творцы остаются в тени, незаслуженно забытые.

— Вы опять пытаетесь оскорбить меня. У вас, что хобби такое, оскорблять других. Но только вот я сейчас не буду молчать. Я вам скажу. Вы можете написать гениальную пьесу, но она так и останется пылиться в вашем столе, если не будет актеров, способных донести ее до зрителя. Кто услышит ваши мысли, если на меня не захочет прийти посмотреть зритель. Все хорошо в совокупности. И каждая, даже самая мелкая и незначительная часть целого одинаково важна и необходима. Нет главного и второстепенного. Все одинаково целесообразно. Ваш гений растворится во времени, как дым, если не будет соответствующего ему пространства. Так, что мы с вами в одной упряжке, господин великий Творец!

От изумления Феоктистов некоторое время даже не знал, что сказать.

— Вот не ожидал от вас способности рассуждать на подобные темы. Хотя это, скорее всего, монолог из какой-нибудь пьесы. Вас не затруднит сказать из какой?

— Вы правы, Константин Вадимович. Это великая пьеса под названием жизнь. А мы с вами те самые жалкие актеришки, как вы говорите, которые пытаются сделать из нее шедевр. Но у каждого из нас в этой пьесе своя роль. У одного большая, у другого маленькая. Но только не мы с вами определили друг для друга свои роли, а значит и не нам определять их значимость.

— Чепуха, — фыркнул Феоктистов. — Я мыслящий человек и вполне способен оценить свою ценность для мира и ценность какого-нибудь пропащего алкаша. А подобные рассуждения удел неполноценных, подобных вам. Хотя вы мне уже не кажетесь такой неполноценной, как раньше. Определенно к вам надо присмотреться. Кажется, вы шкатулка с сюрпризом. За это надо непременно выпить.

Налив очередную рюмку, он выпил.

— Присматриваются и прицениваются на рынке. А я не торгую мыслями по сходной цене. И вообще тут вам не кабак. Забирайте свою водку и уходите. Уходите сейчас, пока вы еще способны держаться на ногах. На этот раз я вас в гостиницу не потащу.

А дальше произошло то, чего Феоктистов совсем не ожидал. Подойдя к нему, она почти силой стала выталкивать его за дверь.

Мысль пойти к Аркашовой пришла к Феоктистову совершенно внезапно. Он лежал в гостинице на кровати, делать было совершенно нечего, и ему снова стало так тошно, что хоть начинай выть. В этом городе ему было одиноко, как, пожалуй, еще нигде. Какое-то ужасное чувство, которое готово в любую минуту раздавить своей непомерной тяжестью грудь. Ему вдруг стало страшно; он зримо представил, как это происходит, что даже пересел на стул. Конечно, был давно проверенный способ борьбы с этим недугом, но сейчас не хотелось к нему прибегать. Сколько же можно пить, да еще в виде сольного номера. Он и так с момента своего приезда сюда только этим и занимается. Вон даже какой-то местной аборигенке пришлось его спасать.

Сам не зная, почему он вдруг стал думать об этой женщине. Она действительно артистка, сегодня он обнаружил ее на репетиции. Правда, как она играет он так и не понял, слишком уж мала и незначительна у нее роль. Скорей всего плохо, иначе бы ей давали роли другого плана. Впрочем, какое ему до этого дела. Увидел, забыл.

Но отмахнуться от мыслей о своей новой знакомой к некоторому для него удивлению сразу не удалось. Какая-то она все же странная. Несет невесть что. А что она там говорила про кошелек, якобы его потеряла, и у нее нет больше денег.

Неожиданно для себя Феоктистов принялся искать кошелок в номере, заглянул, куда только сумел, но так ничего и не нашел. Внезапно к нему пришла одна мысль. Он выскочил на улицу.

Так как город он почти не знал, то поиск нужного магазина занял у него почти час. Но он все же нашел, то, что искал, точно такой же кошелек, как показывала ему эта женщина. Немного поразмыслив, он затолкал туда деньги.

Осталось узнать ее адрес. В этом ему помогла кадровичка из театра. На вопрос, зачем он ему, Феоктистов ответил почти правдой: Аркашова потеряла кошелек, а он его нашел. По лицу женщины он понял, что она не слишком поверила в его версию. Но уж это ему было точно все равно.

Почему-то он был уверен, что Аркашова встретит его с огромной радостью, едва ли не бросится ему на шею. Но ее холодный прием оказал на него воздействие подобно вылитому на него ушату холодной воды. Он покинул ее дом, весь кипя от злости и негодования. Кто она такая, чтобы так пренебрежительно к нему относиться. Он еще ей покажет, скажет режиссеру, чтобы передал ее роль другой артистке. Вот тогда она поймет, как нужно относиться к таким людям, как он. Вот что он сделает, пойдет к ней еще раз и выскажет все, что о ней думает. Последнее слово должно оставаться за ним. А ведь это ничтожество, поди, думает, что одержала победу над столичным гастролером, вытолкнув его из своего дома. Вспомнив об этом унижении, Феоктистов снова закипел.

На этот раз Феоктистов застал ее в тот момент, когда она ела, как и говорила, картошку с салом. Когда она ему отворила дверь, он сразу же увидел на столе эту нехитрую трапезу.

Сама же Аркашова не скрывала, что крайне удивлена его появлением.

— Это вы? Я не думала…