Обычная история - Джоанна Нельсон Страница 5

На площади перед Национальным центром парило то же буйное и бесшабашное веселье. Сердце Парижа билось в унисон с сердцами его обитателей. Брук не задерживаясь пересекла площадь, где после ливня уже снова царило оживление: художники устанавливали свои мольберты, глотатели огня зажигали свои факелы, рассказчики занимали свои места — и невольно замедлила шаг перед входом в здание. Это был настоящий рай для Брук. И здесь ее снова с головой захлестнуло желание объять необъятное, хотя Брук совершенно точно знала: чтобы осмотреть все представленные экспонаты, не хватит и недели… Нет, она ни в коем случае не станет спешить, она превратится в губку и будет жадно впитывать все увиденное. Время принадлежит только ей, и Брук приготовилась сполна насладиться всем увиденным. Ведь неизвестно, когда она еще попадет в Париж — а быть может, вообще никогда!

— …Для работ Кандинского, одного из основоположников и теоретиков абстрактного искусства, характерны экспрессивные, динамичные композиции, построенные на сочетании красочных пятен и ломаных линий… — вещала молоденькая девушка-экскурсовод небольшой группе посетителей, к которым примкнула Брук, добравшись до Музея современного искусства.

В одной руке Брук сжимала французский разговорник, другой, помня наставления Глории, в целях безопасности прижимала к себе сумочку. Одновременно Брук добросовестно пыталась постигнуть сокровенный смысл картины Кандинского, но «экспрессивная композиция» не производила на нее того эффекта, на котором настаивала более осведомленная девушка-экскурсовод. Возможно, Брук настолько толстокожа, что ей не дано прочувствовать психофизическое — именно это слово заставило ее вытащить разговорник, в котором она вообще-то совершенно не нуждалась! — воздействие цвета, контрастность динамики и статики. Брук видела только набор цветных клякс, перечеркнутых в разных направлениях. По всему выходило, что она не просто слишком далека от абстрактного искусства — ей вообще не дано его понять!

— Мадам, кажется, это у вас звонит телефон?!

Брук не сразу поняла, что обращаются именно к ней и уже не в первый раз. Она так упорно пыталась постичь шедевр Кандинского, что не заметила, как стала объектом пристального внимания всех членов небольшой группы и недовольства девушки-экскурсовода. Только сейчас она поняла, что увлеклась и даже не услышала звонок мобильного телефона, который всеми доступными ему способами сигналил о том, что Брук необходимо ответить.

— Простите, — извинилась Брук, — кажется, я слишком увлеклась.

— Я понимаю. Но вообще-то мы рекомендуем выключать мобильные телефоны во время посещения музея, — сказала девушка-экскурсовод.

— Тысяча извинений, я просто упустила это из виду, — смущенно пробормотала Брук, отходя в сторону и пытаясь отыскать в недрах сумки телефон.

Группа двинулась дальше, а Брук наконец извлекла голосящее и вибрирующее чудо техники.

— Алло? — выдохнула она, опасаясь навлечь на свою голову недовольство работников музея слишком громким разговором.

— Брук, это я, Глория.

— Что-то случилось? — тут же переполошилась Брук: мобильный телефон был экстренным видом связи для особых случаев.

«Переполошиться» шепотом было довольно затруднительно, но Глория оказалась восприимчивее самых чувствительных датчиков и все сразу поняла.

— Брук, ничего страшного не случилось, — быстро успокоила она подругу. — Просто я хотела тебя предупредить, что уезжаю в Марсель. Брук, меня приняли в труппу, представляешь?!

Брук отчетливо услышала, как сорвался голос Глории, словно подруга готовилась расплакаться. И немудрено — она столько об этом мечтала!

— Это же прекрасно, дорогая! Когда ты едешь?

— Немедленно! Я и звоню именно поэтому. Брук, но ты не волнуйся, это займет всего несколько дней. Ключи я брать не буду — еще потеряю, оставлю у мадам Лаваль. Извини, мне сейчас жутко некогда, но я обязательно перезвоню и сообщу обо всем подробно! Веди себя хорошо и не делай глупостей, — строгим тоном добавила Глория.

— Как можно, — пробормотала Брук, кося глазом на уставившуюся на нее пожилую женщину, работницу музея. — Ладно, Лори, я сейчас не могу говорить, пока. Не затягивай со звонком.

— Конечно. Пока, Брук.

Брук нажала на кнопку «отбой», кинула телефон в сумочку и торопливо отправилась догонять свою группу.

Экскурсия заняла еще несколько часов: Брук посетила еще несколько экспозиций, и к концу у нее от усталости уже гудели ноги. Она едва ли осмотрела четвертую часть всех представленных экспонатов, а ведь ей еще хотелось посетить Публичную библиотеку! Хорошо, что у меня в запасе столько дней, радовалась Брук, направляясь к выходу.

Площадь встретила ее шумом, пестрой толпой и волной зноя, показавшейся после прохлады кондиционированных залов почти нестерпимой. Даже не верилось, что сегодня был дождь!

Брук немного постояла, а потом медленно двинулась куда глаза глядят. После получаса бесцельных передвижений она заметила уличных художников и направилась к ним. Первые два художника оказались последователями Кандинского, и Брук не стала задерживаться. У третьего мольберта она притормозила. На небольшом холсте были изображена часть площади и взлетающая стайка голубей. Рисунок был выполнен так мастерски, что Брук даже невольно затаила дыхание, любуясь картиной. Она отметила плавность и изящность линий, создающих ощущение легкости, пятна солнечного света, четко выписанные детали…

— Вам нравится?

— Очень, — просто ответила Брук, переводя взгляд на автора приглянувшейся работы.

Художником оказался молодой, лет двадцати пяти, мужчина. У него было продолговатое лицо, обрамленное темными, слегка вьющимися волосами, очень белая кожа и почти черные глаза, смотревшие на Брук с какой-то томной грустью. От этого взгляда она слегка смутилась и даже, кажется, порозовела. Хотя это вполне можно было списать и на жару.

— Мадемуазель тоже рисует?

— Почему вы так решили?

— У вас очень одухотворенное лицо. И когда вы смотрели на картину, вы не просто любовались… Вы оценивали. У меня наметанный глаз на такие вещи.

— Отчасти вы правы, — призналась Брук, — я немного рисую.

— Вы выставляетесь, мадемуазель?

— Нет-нет, это просто хобби.

— Очень хорошо, — улыбаясь, сказал он. — У мадемуазель есть немного времени? Я прошу вас быть моей моделью…

Брук так растерялась, что не сразу среагировала. Она хотела сказать, что времени у нее совсем нет и что она вовсе не годится в модели, но мужчина очень быстро сменил холст и взял кусочек угля. Он впился своими темными глазами в лицо Брук, некоторое время напряженно и сосредоточенно изучая его, а потом повернулся к холсту…

Он изредка бросал на Брук взгляды, но девушка неотрывно следила за его длинными и нервными пальцами, зачарованная быстротой и точностью движений. Через четверть часа портрет был готов. Несколько зрителей, следящих за происходящим вместе с Брук, не удержались и захлопали, шумно выражая свой восторг, а художник словно ничего не слышал. Чуть отодвинулся, критически и даже как-то свысока рассматривая портрет. Устало откинул упавшую на лоб прядь, добавил несколько штрихов и только потом позволил себе взглянуть на слегка ошеломленную Брук.