Лики любви - Шэрон Уэттерли Страница 5

В тот же вечер Констанс отправилась на вечерний спектакль. Нет, Тьери не был болен и никуда не уехал – он по-прежнему играл свою роль в представлении. Значит, он не звонил по какой-то другой причине… Конни намеревалась зайти к нему после спектакля, но вдруг поняла, что не сможет этого сделать. Он не захотел ее, отказался от нее, она просто была для него развлечением на одну ночь… Возможно, Констанс еще передумала бы, но после поклона, когда артисты уже уходили, на руке Тьери буквально повисла его симпатичная партнерша. Конни почувствовала укол ревности и боли: значит, сегодня эта девица будет лежать в объятиях ее любимого, пить шампанское и рассматривать маски! Нет, она не пойдет к нему и не станет унижаться, спрашивая, почему он забыл о ней!

Конни шла из театра домой, глаза ей застилали слезы. Но именно в тот день она приняла решение. Она уедет как можно дальше от Парижа и вернется, только когда будет уверена в том, что сможет с ледяным спокойствием и безразличием смотреть на предавшего ее Тьери. Очень кстати ей вспомнилось, что несколько недель назад, когда ее работа выставлялась в одной художественной галерее, заезжий американец посоветовал ей отшлифовать свое мастерство в нью-йоркской Школе изобразительного искусства и даже дал свою визитную карточку, обещая помочь с поступлением…

Услышав о том, что старшая внучка намерена переехать в Нью-Йорк, Гийом Фонтеро буквально потерял дар речи. А как только обрел его вновь, принялся отговаривать Конни от этого безумного поступка. Но она твердо стояла на своем: ей необходимо пожить немного в Америке, а если Гийом откажет ей в денежной помощи, Констанс все равно туда поедет, рассчитывая лишь на свои силы. Дед и кузина пытались узнать причины этого решения, но юная мадемуазель Лакомб была непреклонна. В конце концов Гийом вынужден был сдаться – и через два месяца Констанс села в самолет, летевший в Нью-Йорк. Тогда она еще не знала, что проведет в Америке долгие десять лет…

– …Мадемуазель! Мадемуазель! – Голос служащего театра раздался над ухом Констанс, и она чуть не подскочила от неожиданности.

– Что вам угодно? – дрогнувшим голосом спросила она.

Невысокий пожилой мужчина в форменной одежде смотрел на нее терпеливо и жалостливо.

– Спектакль окончен, мадемуазель, – понизив тон, произнес он. – Кажется, вы задремали или задумались?..

Констанс неуверенно огляделась. Действительно, в небольшом зале она сидела одна. Видимо, погрузившись в воспоминания, она как-то умудрилась пропустить не только большую часть спектакля, но и тот момент, когда зрители стали покидать помещение. Свет уже погасили, лишь сцену освещали два софита, образуя светлое пятно точно в ее середине.

– Прошу прощения, – смущенно произнесла она, поднимаясь. – Я уже ухожу.

Служащий удовлетворенно кивнул и заботливо осведомился, не вызвать ли ей такси.

– Возможно, мадемуазель нехорошо чувствует себя?

На этот вопрос Конни ответить не успела – со стороны сцены вдруг раздались громкие голоса. Из-за кулис выбежал мужчина, и Констанс почувствовала, как сердце подскочило куда-то к горлу и забилось в нем отчаянным комком. Тьери д'Ортуа в два шага оказался на краю сцены.

– Бертран! – От его глубокого голоса по спине Конни побежали мурашки. – Мне сказали, что это ты убирал в моей гримерной! Прах побери, у меня завтра утренняя репетиция, а там какой-то бардак!.. О, кто это с тобой?.. – Он сощурился, пытаясь разглядеть девушку в темноте зрительного зала.

Но она уже торопилась к выходу и буквально через несколько секунд вылетела из театра. Париж моментально укутал ее влажным одеялом жаркого вечера, но Констанс дрожала. Она выпрямилась и глубоко вздохнула, взяв себя в руки. Итак, Тьери д'Ортуа по-прежнему здесь, играет в этом театре, как и десять лет назад. Конни нервно усмехнулась. Возможно, он даже играл в том спектакле, который она благополучно пропустила, погрузившись в воспоминания. Но она уже не может реагировать на какого-то актера, словно восемнадцатилетняя дурочка! Тогда он был ее кумиром и возлюбленным, но теперь-то все иначе! Сейчас она, Констанс Лакомб, – уверенная в себе женщина, преуспевающая художница, владелица половины бизнеса своего деда… Нет, она больше не поддастся чарам этого мужчины, каким бы великолепным актером и любовником он ни был!

Конни поймала такси и назвала адрес старой квартиры Гийома, где сейчас жила. Она подавила в себе желание оглянуться на здание театра. Теперь у нее совсем другая жизнь, и она не позволит призракам из прошлого разрушить ее…

– И все же почему на такси? – Констанс неуверенно поерзала на широком сиденье комфортабельного автомобиля.

В наемных экипажах она чувствовала себя неуютно. Привычка быть за рулем и диктовать дороге и окружающим собственные условия заставляла ее нервничать. Но Брижит настояла на том, что в клуб они поедут именно на такси.

– Это правило, общее для всех, – устало произнесла Бри, отвечающая на этот вопрос уже в пятый раз за их недолгую поездку. – В клуб не приезжают на личных автомобилях.

Констанс повернулась к окну. Интересно, к чему такие сложности? Наверняка это Гийом придумал правила, хотя сам никогда не проявлял особого рвения их соблюдать. Вполне возможно, он искренне радовался тому, что может запретить всем приезжать так, как им удобно, а сам по-прежнему пользоваться любимым «Пежо». Порой ему нравилось играть роль этакого тирана и самодура, хотя он стремительно выходил из этого образа, как только понимал, что кому-то по-настоящему неудобно или неприятно.

Она покосилась на точеный профиль Бри, но решила пока повременить с расспросами. В последние несколько дней кузина была очень занята и отмахивалась от любопытства Конни. Кроме того, она частенько ловила на себе испытующий взгляд Бри – словно та прикидывала, насколько ее двоюродная сестра готова к загадочной вечеринке. В назначенный день Констанс уже буквально изнывала от нетерпения – так ей хотелось поскорее попасть в это таинственное место.

Казалось, клуб имени их деда и в самом деле окутан мистикой. Решив серьезно подготовиться к предстоящей вечеринке, мадемуазель Лакомб обнаружила, что официально клуба… не существует! Его адреса не было ни в одном справочнике, о нем не писали в газетах и Интернете, о нем не слышали исполнительные служащие справочного бюро «Les rues de Paris» [4], которые знали буквально обо всем на свете. О Гийоме Фонтеро было множество сообщений – его вспоминали добрым словом десятки художников, актеров, бизнесменов. Но о том, что он основал элитный клуб, – ни слова, будто вокруг этого факта существовал некий «заговор молчания». В конце концов, после нескольких дней бесплодных поисков, Конни стало казаться, что кузина ее нарочно мистифицирует, правда, она не могла понять, с какой целью. Она была готова к тому, что Бри под каким-то предлогом отменит приглашение на вечеринку, поэтому немало удивилась, когда кузина заехала за ней…

Но что такого таинственного может быть в клубе – пусть даже закрытом и элитном? Это ведь то место, где теоретически должен собираться круг единомышленников, подобранный по определенным критериям. Ну, например, любители литературы, танцев, кино или рыбалки. Или люди, когда-то окончившие один университет, или те, кто ездит ежегодно на один и тот же курорт… Таких клубов полным-полно в каждом европейском и американском городе – и Париж не исключение. На их вечеринках или «заседаниях» собираются посплетничать, обменяться впечатлениями, поругать новые постановления правительства, обсудить очередное платье Первой Леди и скандальный роман, сведения о котором недавно появились в газетах, выпить в теплой компании – в общем, приятно провести время. Конни приходилось бывать на подобных «заседаниях», посвященных ее картинам. Как правило, там все проходило чинно и мирно: небольшая лекция, ряд вопросов, а потом традиционный фуршет с так называемым «неформальным общением», которое она ценила лишь постольку, поскольку оно помогало наладить нужные связи.