Анна. Тайна Дома Романовых - Ульяна Эсс Страница 5

Только сейчас, оставшись одна, она осознала значение случившегося. Осознала по тому, как на нее смотрели окружающие. Собственно говоря, такое случилось впервые в ее жизни — чтобы на нее смотрел кто-то, помимо членов ее семьи и дворовых слуг. А тут… Величественные дамы, чьи платья были украшены жемчугом и бриллиантами, их важные спутники с орденскими лентами на шее, статные офицеры в красивых мундирах, с замечательными усами, девицы, ее ровесницы, — все они глядели на нее, словно на какую-то диковину. В их взглядах читалось изумление, зависть, желание понять случившееся. Ах, она сама хотела бы это понять! Ясно было только одно: государь, который редко удостаивал дам своим вниманием, почему-то выбрал ее. Значило ли это, что она хороша? Вероятно, да. Даже наверняка — да. Иначе почему бы он направился именно к ней? Выходит, что она, которую отец с мачехой считали дурнушкой (а за ними и сестры туда же), — красива, настолько красива, что может заинтересовать разборчивого императора.

Этот вывод нашел подтверждение уже в следующую минуту, когда оркестр снова заиграл контрданс, и к Анне с разных сторон устремились сразу два кавалера — тот самый белокурый юноша, о котором она думала, и высокий статный офицер. Она отдала предпочтение офицеру. Потом ее пригласил важный господин с пышными бакенбардами, по всей видимости, в больших чинах, и снова офицер, но уже другой… И так до самого конца бала она оставалась в центре внимания. Теперь ей уже не приходилось скучать и выискивать в толпе — кто же ее пригласит? От постоянного движения она раскраснелась, похорошела и больше уже не сомневалась, что император выбрал ее именно что за красоту.

За всеми этими приглашениями Анна и не заметила, в какую именно минуту человек, так стремительно изменивший ее положение среди приглашенных, покинул бал. Император ушел незаметно, а веселье продолжалось. Впрочем, очень долго оно длиться не могло: все знали, что государь ложится рано, встает ни свет ни заря и не любит ночного шума. Поэтому спустя час после ухода Павла распорядитель скомандовал оркестрантам сыграть последнюю мелодию и покинуть зал. Публика тоже стала расходиться.

Заслуживают внимания два разговора, состоявшиеся в этот вечер в разных местах Москвы.

В доме Лопухиных шла беседа между супругами: Петр Васильевич делился впечатлениями от прошедшего бала, а жена его внимательно слушала.

— Государь был сегодня в весьма хорошем расположении, — заметил Лопухин. — Признаться, мне еще не доводилось видеть его величество столь покойным, он даже изволил несколько раз улыбнуться, а это редко бывает.

Петр Васильевич знал, что говорил: ведь его служба протекала успешно, он часто бывал в Петербурге, государь остался им доволен. Хотя особо и не отличил, но ни разу не распекал.

— Тебе лучше знать, ты государя часто видел, — сказала на это Екатерина Николаевна. — Но почему ты не говоришь о главном событии? Мне о нем поведала твоя младшая, Прасковья. Я, признаться, даже ушам своим не поверила, когда услышала. Правда это, что государь изволил станцевать экосез с Анной?

— Да, такое действительно было, — подтвердил Лопахин. — Признаться, я не слишком хорошо наблюдал этот танец, ибо был отвлечен… беседой с князем Чарторыжским.

Это было правдой только отчасти: Петр Васильевич действительно был отвлечен, но беседой с баронессой Полонской. И добился в ходе этой беседы нужного результата — они с баронессой условились о свидании в ее подмосковном имении.

Екатерина Николаевна догадывалась, что супруг обманывает, но оставила это без внимания — ведь она сама занималась тем же самым. К тому же сейчас ее волновало другое.

— Эка важность — беседа с князем! Тут твоя родная дочь танцует с государем, а он глазами хлопает! Да ты понимаешь, что это может означать? Внимание всех знатных людей Москвы, самых богатых родов! Признаться, мы с тобой не слишком занимались судьбой твоей дочери. Но государь за нас исправил наше упущение. Теперь к нам в дом могут пожаловать молодые люди, которые будут интересоваться Анной. А знаешь, что еще может сделать государь? Его величество может приблизить Анну к себе. И там, при дворе, она легко составит себе самую лучшую партию.

— Что ж, да, такое не исключено… — согласился сенатор.

— Таким образом, мы будем избавлены от хлопот по поиску ей жениха. Да и приданое большое не потребуется. Правда, было бы еще лучше, если бы государь приблизил к себе не только Анну, но и тебя, и всю нашу семью. Но такое вряд ли возможно…

Екатерина Лопухина не говорила бы таких слов, если бы могла подслушать разговор, состоявшийся двумя часами ранее в Александрийском дворце. Это был разговор между императором и его верным камердинером Иваном Кутайсовым. Царедворца Кутайсова настолько волновали впечатления, вынесенные государем с бала, что он прогнал всех слуг и сам начал раздевать Павла и готовить его ко сну. Попутно осмелился задать волнующий его вопрос:

— Ну, что, государь, как вам показалась юная Анна Лопухина? Я видел, что во время танца вы изволили сказать ей несколько фраз…

— Да, мы поговорили, — кивнул Павел. — Всего несколько фраз, ты прав. Но как по одному когтю или по одному рыку можно без ошибки узнать царя зверей, так и по нескольким словам можно угадать душу человека. И знаешь, что мне показалось? Что эта девушка — натура тонкая и изящная, она обладает возвышенной душой. А кроме того, еще и весьма мила.

— О, ваше величество, как я рад таким вашим словам! — воскликнул Кутайсов. — Я знаю, что в устах вашего величества такая похвала является наивысшей. Вы никогда не хвалите женщину за ее стать, за фигуру, а только — за богатство души. И если нашли в вашей юной партнерше изящную душу, стало быть, она вам воистину понравилась!

Кутайсов говорил истинную правду. Павел, при всей его некрасивости, даже уродстве, не был обделен женским вниманием: был женат вторым браком, имел несколько любовниц. Он, конечно, ценил женскую красоту и понимал в ней толк. Но выше красоты — гораздо выше! — ставил душевные качества партнерши.

Между тем «творец и создатель» новых императорских пассий вел свою интригу дальше.

— Жаль только, что ваше величество не смогут часто видеть эту милую девушку, — заметил он. — Ведь вы не так часто бываете в Москве, а юная Анна никогда не посещает Петербург…

— Да, я уже думал об этом, — с важностью кивнул Павел. — И, знаешь, нашел выход. Я переселю эту девушку в столицу. Разумеется, не одну: ведь я не какой-то восточный владыка, который набирает себе рабынь для своего гарема. Нет, я дам отцу этой девушки, сенатору, хорошую должность. Например, назначу его генерал-прокурором — сейчас этот пост у меня не занят. Тогда он переедет в Петербург со всей семьей, и я смогу видеться с этой милой Анной так часто, как захочу.

— Прекрасная мысль, ваше величество! — воскликнул Кутайсов. — Достойная такого человека, как вы, — человека с благородной душой и щедрым сердцем!

— Ладно, ладно, ты же знаешь, я не люблю лести, — слегка поморщился Павел. — Ступай, я хочу спать. Да скажи там, чтобы заканчивали танцы. Ведь все участники этого бала — люди служивые, и завтра им надо быть на службе.