Возвращение в Чарлстон - Александра Риплей Страница 5

Крестными отцами младенца были Когер и Энсон. Когда Билли спросил об имени ребенка, Когер звонко и уверенно подсказал: «Стюарт Эшли Трэдд», а Энсон промямлил что-то неразборчивое.

Маленький Стюарт проснулся и заплакал, когда на его покрытую пушком голову попала вода. У Маргарет сделался такой вид, будто она тоже вот-вот расплачется. Она начала что-то лепетать, то ли извиняясь, то ли оправдываясь, но Генриетта успокаивающим жестом положила руку ей на плечо.

– Не волнуйтесь, милая, – ровным голосом сказала старшая из женщин. – Младенцы в таких случаях всегда плачут. Так они показывают, что им есть дело до происходящего.

Церемония продолжалась всего несколько минут, но этого хватило, чтобы солнце разогнало застоявшийся утренний туман. Когда ее участники вышли из церкви, все снаружи уже сверкало. Капли росы блестели в траве, в листве деревьев и кустарников, а мокрые пряди испанского мха свисали, как каскады бриллиантов.

– О Господи, – вздохнула Маргарет, – какая прелесть!

Она сорвала с головы шляпу, длинные булавки уже не сдерживали ее волос, они рассыпались по плечам, и от избытка чувств она закружилась в танце. Солнце пронизывало ее серебристые кудри, отражалось матовым блеском от ее гладкой свежей кожи. Маргарет вся лучилась молодостью, красотой и счастьем.

Билли во все глаза глядел на девушку, ощущая за спиной присутствие слишком молчаливого, слишком спокойного Энсона. Чернокожая женщина протестующе вытянула свою огромную руку:

– Оставьте эти дурачества, мисс Маргарет. Вы выбьетесь из сил и, чего доброго, заболеете.

Маргарет, по-прежнему танцуя, приблизилась к ней:

– Занзи, не порть мой праздник. Ты мрачная, как дождевая тучка в солнечный день. Посмотри, как все вокруг красиво. И как я счастлива. На мне настоящее платье, а не этот ужасный траур, и у меня снова есть талия.

– Вы только-только родили, миссис Маргарет. Вам надо лежать в постели, а вы гарцуете, как цирковой пони.

– Фи, Занзи, ты не устала меня воспитывать? Идем лучше, я представлю тебя мистеру Баррингтону. Ты же любишь проповедников. – И девушка потянула огромную женщину за руку.

– Это моя няня, из нашей усадьбы, мистер Баррингтон. Она растила меня с пеленок, а теперь мама отпускает ее в Барони, и она будет нянчить Стюарта. Это прекрасно, правда ведь, это замечательно?!

Билли слегка поклонился и сказал:

– Здравствуйте.

Женщина в ответ сделала короткий тяжеловесный реверанс. У нее было такое безмерное чувство собственного достоинства, что Билли на мгновение ощутил себя совсем мальчишкой.

Вскоре все участники церемонии, и Билли в их числе, расположившись в барке, отправились в Барони. Молодой священник сидел в окружении членов семейства Гарден. Джейн Гарден развлекала его рассказами об огромной чернокожей женщине, стараясь говорить тихо, почти шепотом.

– На самом деле ее зовут Занзибар, – объясняла дама. – Ее мать звали Салли. До войны она была рабыней и прислуживала у нас по дому. Так вот, в библиотеке у мистера Гардена стоял огромный глобус, и Салли была от него просто без ума. И чуть ли не в самый первый месяц беременности она раскрутила этот глобус, а потом придержала пальцем. Палец, конечно же, попал на какую-то страну. И мистер Гарден прочел Салли ее название. Отсюда и имя. Потом мы долго смеялись, перебирая другие имена, которыми могли наградить нашу Занзи. Представляете, ее матери ничего не стоило ткнуть пальцем, к примеру сказать, в Россию.

Но когда Маргарет училась говорить, со словом «Занзибар» ей было никак не справиться. «Занзи» – и все, на большее ее не хватало. Так оно и закрепилось с тех пор.

– С вашей стороны очень великодушно, миссис Гарден, что вы отпускаете Занзи в Барони.

Джейн Гарден прикоснулась к уголку левого глаза. На перчатке у нее осталось влажное пятнышко.

– Это не великодушие, мистер Баррингтон. У меня легче на сердце, когда Занзи там. Бог дал мне Маргарет, когда я была уже в годах. Мне было под пятьдесят, когда она родилась. Теперь она сама стала матерью, но для меня она по-прежнему ребенок. И я счастлива, что в Барони за ней будет присматривать ее няня.

Я не могу забыть: когда Маргарет была совсем малюткой, она каждую зиму болела крупом. И Занзи раз за разом спасала ей жизнь. Она не отходила от девочки ни днем, ни ночью, меняя влажные от пота пеленки, и чайник для ингаляций все время кипел под пологом, который мы натянули вокруг колыбели.

А потом, когда наступил черед краснухи и ветрянки, Занзи тоже не покидала той комнаты, которую мы затемнили, чтобы свет не резал глаза моей девочке. Занзи обтирала Маргарет губкой, чтобы ее меньше мучил жар, или просто сидела и держала ее за ручки, чтобы малютка не чесалась и на коже у нее не осталось шрамов.

Она ни в какую не хотела даже пускать меня в эту темную комнату. Когда случались беды и неприятности, она брала на себя все материнские обязанности и была ближе к ребенку, чем я, родная мать. И мне гораздо спокойнее, если Занзи будет рядом с моей маленькой девочкой.

Билли ляпнул не думая:

– Вы хотите сказать, что опасаетесь каких-нибудь бед, миссис Гарден?

Поблекшие глаза Джейн Гарден ответили ему из-под морщинистых век непроницаемым взглядом.

– По-моему, того, что было, и на две жизни достаточно. Нет, мистер Баррингтон, опасений я не испытываю. Но, вы знаете, в жизни все так зыбко и непредсказуемо. Мистер Гарден уже очень не молод, и я тоже. А Занзи никогда не состарится, и Маргарет всегда сможет на нее положиться.

Билли решил, что лучше промолчать. Он уже вполне укрепился в мнении, что миссис Гарден просто суетливая мамаша-наседка. На носу барки Стюарт и Маргарет перешептывались, держась за руки и являя собой картину полного супружеского счастья.

Глядя на молодую чету, Билли остро почувствовал свое одиночество и решил, что сегодня же вечером напишет длинное письмо Сьюзен Хойт, девушке из своего родного города Белтона. В письмах мать несколько раз упоминала, что Сьюзен спрашивает, как у него дела. Билли был во многих отношениях достаточно наивен, но все же не настолько, чтобы не понимать, что это значит. А значило это, что Сьюзен ему симпатизировала, а его мать вполне одобряла кандидатуру Сьюзен. Да, именно так он и сделает, сядет и напишет сегодня же. Может быть, и не длинное письмо, но что-нибудь черкнет непременно.

До Барони было еще далековато, но зной уже начал томить пассажиров. Дамы раскрыли свои светлые зонтики и, чтобы было прохладнее, опустили пальцы в воду.

– После завтрака я намерен поплавать, – объявил Когер, – и положенный после еды час пережидать не буду. Что, кто-нибудь составит мне компанию?

Билли и Стюарт тотчас ответили согласием.

– А как ты насчет этого, Энсон?

– Хм, нет, благодарю, Когер. Мне нужно кое-что сделать.