Крайне нелогичное поведение - Джон Кори Уэйли Страница 5

— Вполне возможно.

— Так, значит, она задавала кучу вопросов обо мне? Звучит пугающе.

— Ничего пугающего в ней нет. Не в меру любопытна, пожалуй. Разве тебе не приятно, что кто-то думает о тебе?

Соломон не знал, что на это ответить. Кто-то думал о нем. Ух ты. И что теперь? На бранч [3] ее пригласить?

— Возможно.

— Тебе не помешает завести пару-тройку друзей.

— А мы с тобой разве не друзья? Нашей дружбе пришел конец? — произнес Сол грубым голосом, подражая гангстерам из кино.

— Твои единственные друзья — люди среднего возраста, к тому же это твои родители. Так не должно быть.

— Не вижу в этом ничего плохого, — заявил Соломон.

— Господи. — Мать прижала обе ладони к его щекам. — Ты безнадежен, прямо как твой отец.

Валери Рид жила со взрослой и юной версиями одного мужчины — интроверта-минималиста, державшего все чувства в себе и обожавшего всякую ерунду. Она присоединялась к их еженедельным просмотрам старой научной фантастики и даже вела по окончании фильма серьезные беседы, но любила шутить, что предпочла бы этим киносеансам выдергивание зубов. Понимаете, да? Ну еще бы.

— Ты мог бы возобновить общение с кем-то из школьных друзей и болтать с ними онлайн.

— Зачем мне это, мам?

— Ну не знаю… так будет веселей, — ответила мама.

— Мне и так вполне весело.

— Ладно, — она махнула рукой и зашагала к двери, — мне еще счета оплачивать.

Соломон задумался, будет ли он когда-нибудь оплачивать свои счета. Выходить из дома он не планировал. Ни под каким предлогом. При этом уже в шестнадцать его грызла совесть за то, что он бесконечно торчал дома и намеревался продолжать в том же духе и впредь. Он знал, родители не из тех людей, что до старости сидят на одном и том же месте. Им хотелось увидеть мир и, может быть, переехать куда-нибудь, выйдя на пенсию. Порой, особенно в те дни, когда мать намекала на то, что ему вроде бы чуть лучше, Соломону казалось, что он был не только главной, но и единственной проблемой в жизни своих родителей. И он не желал, чтобы ради него они приговаривали себя к пожизненному заключению.

После того как мама ушла, Соломон вернулся к школьным урокам. Обычно он лез в интернет и искал информацию там. По внешнему миру он особо не скучал. Вспоминал разве что Target [4] с его аккуратными полками и расслабляющей музыкой. Конечно, любимые ресторанчики. А еще ему очень нравился запах, витавший в воздухе перед дождем, и как тяжелые капли плюхались на кожу. Но это удовольствие было ему доступно и сейчас — достаточно высунуть руку в окно. Вода его успокаивала. Он сам не знал почему. Он мог часами лежать в ванной, прикрыв глаза и прислушиваясь к мерному стрекоту вентиляции. В такие моменты в нем будто включалась блокировка, пресекая всё, что могло нарушить его равновесие, унимая все навязчивые идеи. Соломон знал, что во время приступов нужно закрыть глаза и сосчитать до десяти, дыша медленно и глубоко. Но этот способ всегда уступал воде.

Вот почему Сол неделями набирался смелости заговорить с родителями о бассейне. Как он мог его попросить, если не был уверен, что сможет выйти за дверь? Оставалось надеяться, что к тому времени, как установят бассейн, он будет мысленно к этому готов. Ведь не двор вызвал в нем страх, а хаос, что поджидал за его пределами. К тому же он мог бы там, черт побери, тренироваться, а то беговая дорожка уже приелась. Ведь если человек боится смерти, он готов к каким угодно подвигам, лишь бы сохранить здоровье, и бассейн в этом очень помог бы. Соломон мечтал, что каждое утро будет вставать пораньше и начинать свой день с длительного заплыва. Кроме того, хотя признаться в том было стыдно даже себе, солнечные ванны позволят его коже немного загореть, и он меньше станет напоминать мертвеца. Даже запершись от всего мира, Соломон не мог не думать о столь приземленных вещах. Он и сам не знал, почему его заботит внешний вид. А еще этим он мог доказать родителям, что его образ жизни устойчивый и не изменится, что это не просто вызов цивилизации.

Соломон надеялся, что мать с отцом не откажут ему в бассейне, если поймут, какую пользу тот ему принесет. Но потом он представил, что ему придется делать, если родители согласятся, и его дыхание участилось. Он не хотел, чтобы родители тратились зря, но главное, чего Соломон боялся, — это обнадежить их и подвести. Он резко отвернулся от стола и, упершись локтями в колени, опустил голову как можно ниже.

Так оно обычно начиналось. Ужасное предчувствие заливало мозг, а грудь сжимало обручем, угрожая ее расплющить. Сердце неистово билось о ребра, желая вырваться из заточения, и с каждым ударом ритм лишь нарастал, отдаваясь в висках и запястьях. Тело вибрировало, и всё прыгало перед глазами, словно мир был фотоснимком, трепещущим на ветру. Звуки делались глуше и громче, и оставалось только одно — сосредоточиться на дыхании, крепко зажмуриться и считать.

Вместе с числами в мозгу вспыхивали картины: вот Соломон стоит у задней двери, ведущей во двор. Во дворе — новый бассейн. Родители рядом. И вот на их лицах появляется разочарованное выражение, поскольку они поняли, что все было зря и сын не двинется с места.

Досчитав до ста, Соломон выпрямился и выключил ноутбук. Ему нужно передохнуть. Никаких больше бассейнов. Никаких мыслей о том, что значил бассейн для Соломона или его родителей. Все, что Сол сейчас мог, — это спуститься в гараж, растянуться на ледяном цементном полу и снова закрыть глаза. Приступы паники изнуряли. Как будто он пробежал марафон. Невозможно мгновенно прийти в себя. Поэтому Соломон просто лежал в темноте, мать с отцом даже не догадывались, что с ним опять случился приступ. Ему давно стало понятно: чем дольше они будут считать, что жизнь взаперти помогает справляться с болезнью, тем дольше он сможет жить, как ему нравится.

Спустя неделю после визита к доктору Рид Лиза вновь пришла в клинику, чтобы вылечить кариес. В переднем кармане ее худи, запечатанное в голубой конверт, лежало письмо для Соломона. Она решила начать с этого, а если прием не сработает, придумать что-то еще. Лиза твердо была намерена убедить доктора Рид в том, что ее сыну нужен друг, но надеялась, что послание как-то ускорит процесс.

В школе был тот еще денек: три контрольных и общее собрание, но никто не мог сравниться с Лизой в энергичности, какую проявила она в кабинете доктора Рид, — она прямо-таки лучилась, хотя обычно ей это было несвойственно. Она относилась к самоуверенным всезнайкам, держащим всё под контролем, но ей хватило сообразительности понять, что мух легче ловить, вооружившись медом. Вот почему маска жизнерадостности и любопытства казалась ей хорошим подспорьем в попытке очаровать доктора Рид.