Девять правил соблазнения - Сара Маклейн Страница 50

— Вон из моего дома!

Француз посмотрел на Ралстона с изумлением.

— Но вам не за что сердиться на меня, милорд.

— Утешает лишь то, что вы осознаете свое положение, Латюфф, — холодно произнес Ралстон. — Запомните, я не позволю вам говорить о моей сестре в таком тоне. Вы освобождены от своих обязанностей.

Брызгая слюной, Латюфф нечленораздельно пробормотал что-то и бросился вон из комнаты; аккомпаниатор поплелся следом.

Оставшиеся молча наблюдали за уходом Латюффа. Затем Джулиана радостно захлопала в ладоши.

— Вы видели его лицо? Могу поспорить: ему никто и никогда не говорил ничего подобного! Ты был великолепен, Гейбриел!

— Джулиана... — начала Калли, но остановилась, когда Ралстон, подняв руку, призвал ее к молчанию. — Джулиана, выйди из комнаты.

Девушка широко раскрыла глаза.

— Ты ведь не можешь... Я не хотела...

— Ты не хотела выгнать лучшего учителя танцев во всем Лондоне?

Джулиана презрительно фыркнула.

— Он не может быть лучшим.

— Уверяю тебя: он именно такой.

— В таком случае я сочувствую Лондону.

Ник скривил губы, сдерживая улыбку, а губы Ралстона сжались в тонкую полоску.

— Тебе придется научиться скрывать свои мысли, сестра, иначе никогда не сможешь вращаться в свете.

У Джулианы потемнели глаза. Да, в твердости характера эта девушка не уступала своему брату.

— В таком случае, может, стоит отправить меня обратно в Италию, а, брат? Там со мной будет гораздо меньше хлопот.

— В этом я не сомневаюсь, но у нас уговор — восемь недель. Ты должна мне еще пять.

— Четыре недели и пять дней, — едко поправила она.

— Пусть так. Пожалуйста, оставь нас и не возвращайся, пока не начнешь вести себя так, как подобает леди, которой, как меня уверяли, ты уже почти стала.

Джулиана долго смотрела на своего старшего брата, глаза девушки метали молнии. Затем она повернулась и молча вышла из зала.

Калли проводила взглядом выходившую Джулиану, потом повернулась к Ралстону и посмотрела на него осуждающе. Гейбриел был холоден как лед. Разочарованно пожав плечами, Калли последовала за своей подопечной.

Ралстон задумчиво посмотрел вслед Калли и резко повернулся к Нику:

— Хочу выпить.

Калли нашла Джулиану в спальне: девушка раздраженно вытаскивала из шкафа свои платья. Груда шелка и атласа у ее ног неумолимо росла, а растерянная горничная молча стояла в углу комнаты. Калли разгладила юбку и присела в кресло, ожидая, когда Джулиана закончит разгром гардероба.

Долгие минуты тишину нарушало лишь ее прерывистое дыхание и отдельные раздраженные фразы на итальянском. Затем девушка развернулась, уперла руки в бедра и пристально посмотрела в глаза Калли. На лице Джулианы было написано сильное разочарование, щеки окрасились гневным румянцем. Глубоко вздохнув, девушка гордо вскинула голову и заявила:

— Я уезжаю.

Калли удивленно подняла брови:

— Прошу прощения?

— Уезжаю. Я просто не в силах оставаться здесь. Ни одной минуты!

Она отвернулась, с трудом открыла большой деревянный сундук, монотонно что-то бормоча по-итальянски, — Калли разобрала лишь несколько слов, обозначающих «брат», «бык» и «артишок».

— Джулиана, — осторожно начала Калли, — тебе не кажется твое решение несколько... поспешным?

Джулиана вскинула бровь.

— Нисколько, я совсем не тороплюсь.

Сдержав улыбку от столь буквального перевода английского слова, Калли заметила:

— Я говорю не о спешке, а об опрометчивости. Импульсивности. Безрассудстве.

Джулиана наклонила голову, обдумывая новое слово, и покачала головой:

— Ничего подобного! Я ожидала, что брат еще раньше поймет, что не хочет видеть меня.

Девушка начала запихивать платья в сундук, а горничная, шокированная таким обращением с великолепными нарядами, бросила на Калли умоляющий взгляд.

Калли едва не рассмеялась, однако ситуация была слишком напряженной.

— Ты ошибаешься.

Джулиана подняла голову, на ее лице читалось полное неверие.

— Да? А ты видела, как он на меня смотрел? Разве ты не поняла, что Гейбриел на самом деле хочет, чтобы я уехала?

Калли не смогла сдержать улыбки при виде такого бурного проявления негодования — негодования, которое еще больше усилилось, когда девушка заметила, что Калли находит все это забавным.

— Тебя это забавляет? — возмутилась Джулиана.

— Нисколько... ну если только самую малость, — призналась Калли и торопливо добавила, увидев, что лицо девушки покрывается гневным румянцем: — Понимаешь, просто у тебя никогда не было старшего брата.

— Не было. Но оказалось, что он есть, вот только эта роль ему не очень нравится.

— Чепуха! Он тебя обожает. Они оба тебя обожают.

— Ха! Вот здесь ты ошибаешься! Я для них сплошное разочарование! — Джулиана вновь занялась своим гардеробом, и из глубины шкафа полетели туфли; теперь ее голос звучал приглушенно. — Я... не знатного происхождения... итальянка... католичка.

Перемежая английскую речь итальянскими словами, она продолжала швырять туфли за спину.

— Уверяю тебя, для Ралстона все это не имеет никакого значения.

— Ха! — Джулиана повернулась к Калли, тяжело дыша. — Возможно, и не имеет! Но могу тебя заверить: для него определенно имеет значение, что я дочь его матери... женщины, которую он презирает!

Калли покачала головой:

— Не могу поверить, чтобы он стал винить тебя в грехах вашей матушки...

— Тебе легко говорить, Калли! У тебя-то нормальная мать! — Калли промолчала, а Джулиана начала бросать туфли в сундук. — Наша мать была ужасной женщиной. Холодной и самовлюбленной. Я совсем плохо ее помню, помню только, что она носила с собой uno specchio — зеркальце... чтобы всегда иметь возможность полюбоваться собой. — Погрузившись в воспоминания, девушка заговорила медленнее: — Она терпеть не могла, когда до нее дотрагивались. Всегда боялась, что ее наряд помнут или испачкают.

Джулиана помолчала и добавила совсем тихо:

— Мне не позволялось до нее дотрагиваться. «У детей грязные руки, — обычно говорила она, — станешь старше и поймешь меня». — Девушка покачала головой. — Но я до сих пор ее не понимаю. Какая женщина не хочет, чтобы дочка дотрагивалась до нее? Чтобы сыновья обнимали ее? Почему она всех нас бросила? — Джулиана посмотрела на сундук, переполненный беспорядочно втиснутыми туда шелковыми и атласными платьями, туфлями и нижним бельем. — Я мечтала о братьях, которых я могла бы обнимать. Которые не ругали бы меня за беспорядок. Которые играли бы со мной и защищали меня. Una famiglia — настоящая семья. — Джулиана слегка улыбнулась. — И оказалось, что братья у меня есть. Она дала их мне.