Вверх тормашками - Сьюзен Андерсон Страница 50

— Джеймсу?

— Куперу, я имею в виду. — Дэвид снова повернулся к нему и засмеялся. — Извините. Эдди всегда говорил, что напоминать вам о том имени — это значит проиграть бой. Поэтому я даже не знаю, как так получилось, что я вас назвал Джеймсом. — Он добродушно пожал плечами. — Эдди поклоняется вам как божеству, вы знаете.

«О Боже, я знать ничего не хочу!» — негодовала Вероника. От возмущения ее сердце готово было выскочить из груди. Однако это не помешало ей удержаться от вопроса:

— Почему?

Молодой человек, казалось, не видел ничего странного в том, что именно она задает вопросы, тогда как Куп просто стоит по другую сторону прилавка с отсутствующим видом.

— Господи, с чего начать? Морской пехотинец, конечно же, важная персона. Настоящий мачо в представлении ребенка. Но давайте посмотрим в лицо правде. Я думаю, Джеймс, то есть Купер, с равным успехом мог быть бухгалтером, и Эдди считал бы тогда, что нет большей глупости в мире, чем размахивать штыком. Просто так уж водится у них, младших братьев.

Эдди — его брат? Взгляд Вероники метнулся обратно к Куперу. Она ожидала от него отпирательств, что молодой человек ошибается, принимая его за брата Эдди. Тем временем ледяной кулак все крепче сжимался вокруг ее сердца.

Но вместо опровержения Куп только взглянул на нее на секунду и пожал плечами. Потом повернулся к другу Эдди.

— Теперь я смутно припоминаю, — сказал он невозмутимо. — Я рад снова вас видеть, Дэвид.

Вероника чувствовала, как каждый ее нерв кричит от боли предательства. Она слезла со своего табурета и молча пошла прочь.

Куп закрыл на ночь «Тонк» и спустя минуту зашагал через улицу. Войдя в дом, он направился прямо наверх, в спальню Вероники. Он повернул дверную ручку и облегченно вздохнул, не ощутив никакого сопротивления. Но радость оказалась преждевременной. Дверь приоткрылась на полдюйма, но ручка уперлась в какой-то неподвижный предмет. Вероника подперла ее снизу креслом.

Он легонько тряхнул дверь.

— Позволь мне войти, Ронни. Мы должны поговорить.

Вероника не отвечала, но Куп знал, что она не спит. Он угадывал ее присутствие, почти осязаемо чувствуя ее обиду и гнев по другую сторону двери. Заявление Пессейна явилось шоком не только для нее. Куп и сам был захвачен врасплох. И отнюдь не был горд тем, что первым делом пожалел, что теперь с его анонимностью покончено.

Наблюдая за Вероникой, прежде чем она ушла, не сказав ни слова, Куп видел, как вся кровь схлынула с ее лица. Не прошло и пяти минут после ее ухода, как всем стало известно о его родстве с Эдди. Бар сразу зажужжал, как пчелиный улей. Учитывая присутствие Дарлин Старки, можно было с большой вероятностью предположить, что к утру об этом заговорит весь город.

Но в данный момент Купу было на все это наплевать. Пусть они говорят, что им хочется. Черт с ними! Единственным человеком, чье мнение являлось для него значимым, была Ронни.

Но она, похоже, не собиралась разговаривать.

— Впусти меня. — Куп водил рукой по старым деревянным панелям и прикладывал глаз к щелям в двери, но ничего не видел. — Я тебе все объясню. — Во всяком случае, он на это надеялся. Куп услышал, как она встала и направилась к двери. У него подпрыгнуло сердце от облегчения. Он успел заметить только, как промелькнули ее спутанные волосы, затем узкий фрагмент ее лица, когда она приблизилась к креслу. Ее глаз даже при тусклом свете выглядел опухшим, словно она плакала. У него защемило сердце. Он не хотел ее слез, но так или иначе стал их причиной. Поймав ее взгляд, Куп попытался мягко улыбнуться.

Она остановилась и на мгновение задержала на нем свой взгляд. Потом медленно отошла назад и плотно закрыла дверь у него перед носом.

— Я думаю, что ты не должна так себя вести, дорогая, — сказала Марисса на следующий день, во время завтрака у нее на кухне. Она протянула Веронике чашку с чаем и села на стул рядом с подругой. — Если Куп — брат Эдди, я вполне могу понять, почему он держал это при себе.

— Как ты можешь так говорить? — возмутилась Вероника. Она шла к подруге за утешением, но вместо этого снова столкнулась с предательством. — Заниматься со мной сексом и не потрудиться рассказать мне… По-твоему, это хорошо?

— Поздравляю! — Марисса резко выпрямилась, как раскладной нож. — Вы занимались сексом? Черт побери, когда это произошло?

— В прошлую субботу. — Вероника прикрыла щеки руками, подглядывая за Мариссой через пальцы. — Ну, первый раз, во всяком случае.

— Первый раз. И о скольких разах идет речь?

— О Боже, Рисса! Я с ним совсем свихнулась. — Делая это признание, Вероника испытывала то же противоречивое чувство, с которым она боролась с прошлой ночи, когда жару сексуального возбуждения противостояли холодный озноб и тягостные ощущения под ложечкой. — За пять ночей по нескольку раз за ночь, — добавила она и вкратце поведала Мариссе о нашествиях Купа посреди ночи. — Это было столько раз, что я сбилась со счета. И за все это время он ни словом ни обмолвился о своем родстве с Эдди.

— Это — свинство.

— Спасибо, — сказала Вероника. Ее ком под ложечкой немного рассосался. — Так-то лучше.

— Да, но не слишком успокаивайся, — посоветовала Марисса. — Потому что тебя за это повесить мало.

— Меня? Что я такого сделала? В данном случае я — жертва, и мне нужно дать чай с шоколадом.

— Ты получила свой чай с шоколадом. — Марисса подвинула ближе блюдо с «Орео» [18], награждая Веронику суровым взглядом. — Но ты должна дать мне объяснения, девочка. У вас с Купером Блэкстоком был бурный секс. Пять дней подряд по нескольку раз за ночь. И ты ни слова не сказала своей лучшей подруге! Я не могу этому поверить.

— Я собиралась тебе рассказать. — Вероника неловко заерзала на стуле. — Только, прежде чем говорить об этом вслух, я хотела все уяснить для себя.

— Что тут уяснять? Да на него достаточно раз взглянуть, чтобы понять, что бесподобный секс тебе обеспечен. Можешь меня поправить, если я ошибаюсь.

Вероника готова была отшутиться, отвергнуть саму эту мысль или сказать что-то неопределенное, вроде того, что «у него с этим делом все в порядке». Однако глаза ее мысленно перебирали все, что Куп был способен совершать своим большим телом. Она хлопнула ладонью по мраморной столешнице.

— Это не аргумент.

— Великолепный секс — всегда аргумент, — сказала Марисса. — Или по крайней мере сам по себе заслуживает большого внимания. А это был захватывающий секс, не правда ли?

— О да, — бездумно согласилась Вероника, но потом проявила твердость и безжалостно отодвинула восхитительные воспоминания. — Но честно сказать, до последней ночи я все еще отказывалась признаваться себе, что за этим стоят сколько-нибудь серьезные отношения. И как выясняется, интуиция подсказывала мне чертовски правильные вещи. Разве не так? У нас с ним нет ничего. Ничего.