Вечер в Венеции - Полина Поплавская Страница 50

Он заглянул в соседнюю уютную комнату, окна которой тоже выходили на канал Grande… И здесь, в ее зеленоватой глубине, у стены, которую он только что простукивал с другой стороны, белел мраморный камин! Сердце Карла бешено заколотилось, он приблизился… и ужаснулся: камин, украшенный орнаментом из разноцветного фарфора, был новый!

До позднего вечера он простукивал его, пытался отыскать старую кирпичную кладку, в конце концов принялся выламывать его внутренности, ковыряя тяжелой кочергой, отмычкой, даже ножами, принесенными из кухни. Но под отделкой оказались не кирпичи, а огромные каменные глыбы, тщательно подогнанные одна к другой. И чем дальше он крушил, тем больше убеждался в том, что ломает недавно построенное.

Когда же Карл перестал видеть в темноте свои руки, он поднялся и пошатываясь вышел из комнаты. Измазанными в золе руками включил автоответчик и стал ждать, когда вежливый голос Божены продиктует ему пражский телефон.

Божена слушала, что ей говорит этот странный мужчина, и ничего не понимала.

Но потом постепенно стала вспоминать. Карл… Не тот ли это мальчик, сын доктора, старого дедушкиного друга, с которым она играла, когда дедушка брал ее с собой в гости? Он почему-то очень нравился Америго. Иногда дед, ласково беря Божену за руку, подводил ее к Карлу и говорил: «Посмотрите-ка друг на друга. Ну чем вы не пара? Надо бы нам с доктором Ледвиновым устроить вам настоящую помолвку. А уж на приданое я не поскуплюсь!»

Дети, весело хохоча, вырывались из сильных еще рук старика и разбегались в разные стороны, чтобы потом встретиться в саду и, пока взрослые не видят, залезть на старую сливу, понарошку спасаясь от стаи свирепых волков. Или убежать за ворота, туда, где по дну канавы бежал ручей – весной бурный, а летом больше похожий на болото. Если же зима выдавалась снежной, они выстраивали настоящие крепости из снега, а потом вместе сушились у камина и пили горячее молоко, слушая рассказы Божениного дедушки.

Но потом дети пошли в разные школы. А когда Америго умер, они встретились в последний раз – на дне памяти после его похорон.

И вот спустя больше двадцати лет Карл звонит ей и говорит, что ждет ее в доме Америго в Венеции.

Если бы по случайному стечению обстоятельств Божена не провела сегодняшний вечер в будуаре бабушки Сабины и не узнала наконец историю деда, она бы сразу бросила трубку и не стала бы слушать весь этот путаный вздор про какие-то клады.

Но подросший Карлуша рассказывал ей сейчас примерно то, что Божена услышала из уст бабушки полчаса назад.

Выходило, что Карл, безумно влюбленный в какую-то Франту, выболтал ей однажды тайну, доверенную ему Божениным дедом. Услышав это, Божена вспылила:

– А с какой стати дед рассказал тебе то, что скрывал даже от меня, своей любимой внучки?!

Тут-то Карл и поведал ей трогательную историю о том, что Америго когда-то помолвил их, следуя старинному итальянскому обычаю, и взял с него слово в будущем жениться на Божене, а до тех пор не раскрывать ей тайну о кладе. Сначала Америго доверил эту тайну отцу Карла, а когда понял, что тот не воспринял его рассказ всерьез, подарил доказательства – план и карту – маленькому Карлу.

– Но почему ты раньше не позвонил, не разыскал меня? – Божена вдруг почувствовала, что, словно маленькая, готова обидеться на человека, которого не вспоминала все эти годы, за то, что он открыл другой женщине тайну, которую дед приберег для нее.

– Понимаешь, я и сам уже давно перестал верить во всю эту историю. А когда вспоминал о конверте, который вручил мне твой дед много лет назад, то уже не мог точно сказать, что выдумал когда-то сам, а что было на самом деле. Иногда мне казалось, что Америго просто играл со мной в какую-то игру, после которой и остались все эти карты и чертежи…

– Но почему же ты звонишь мне из моего дома?

– Божена, пойми, еще пару дней назад я готов был сделать ради этой капризной девчонки все что угодно…

Божене вдруг стало ужасно смешно. Подумать только! Карл взломал ее дверь и ищет в ее квартире дедушкин клад. А не найдя, звонит ей, чтобы спросить, знает ли она что-нибудь о старом камине!

Чтобы не рассмеяться в трубку, Божена чуть прикрыла ее ладонью и, продолжая слушать Карла, прикрыла на всякий случай и свой рот, прижимая трубку щекою к плечу. Но тут Карл сказал такое, что трубка выскользнула у Божены на пол, а она сама, торопливо нажав на рычаг, просто согнулась от смеха в три погибели.

«Мой чайник неожиданно включился и напугал его!.. Ой, я не могу больше!» – Божена изо всех сил сдерживалась, чтобы ночью никого не разбудить своим бурным хохотом. Но взрывы смеха продолжали безжалостно сотрясать ее тело: «И у него случился приступ – ха-ха-ха! – радикулита… И я должна вызвать ему врача, потому что он не может… Он же взломщик…»

Вновь зазвонил телефон. Божена долго не брала трубку, пытаясь успокоиться. Но наконец взяв ее, ничего не услышала. «Наверное, плохо соединили. Надо перезвонить этому горе-кладоискателю – а вдруг с ним действительно что-нибудь серьезное? Представляю, что стало с моим новым камином!» – думала она, набирая свой венецианский номер.

– Алло? Карл?

Сначала трубка молчала, а потом Божена, все еще продолжая смеяться в сторону, неожиданно услышала итальянскую речь. Женский голос вежливо сообщил ей, что Божены нет дома, и так далее. Затем она выслушала то же самое по-чешски, надеясь, что Карл возьмет трубку. Но видимо, он боялся сам подходить к телефону, и вскоре раздался длинный гудок, а потом Божена услышала, что кто-то говорит с ней – снова по-итальянски:

– Божена. Ты не слышишь меня сейчас! Это Луиджи. Если я не дозвонюсь до Праги, то знай: я люблю тебя.

– Луиджи, я слышу. Где ты? Говори! – выдохнула в трубку Божена, но тут же поняла, что разговаривает с автоответчиком, и медленно опустила трубку на рычаг…

На следующий день она уже летела обратно в Италию и, глядя на огромные облачные горы, не знала, смеяться ей или плакать…

Луиджи вертел в руке перстень и вспоминал свою мать.

Маленькая венецианка с большим размахом… Последний ее роман закончился тем, что она уехала в Америку два года назад с богатым поклонником ее красоты и ее вокала; и теперь она, наверное, поет свои романсы для него одного…

Его мать была по-настоящему красивой женщиной. Она была плотью от плоти Венеции – льстивой и подозрительной красавицы – не то сказки, не то ловушки для иностранцев.

Всю жизнь имея дело с мужчинами, не отказывавшими ей ни в чем, она каким-то образом умудрилась ничего не накопить. Почему же, уезжая, она не взяла с собой этот перстень – может быть, свою единственную действительно ценную вещь? Оставила на память сыну?

Луиджи нашел этот перстень в старой шкатулке матери, пытаясь разыскать в ней какую-нибудь булавку, чтобы приколоть на стену пражский телефон Божены.