Искушение Марии д'Авалос - Виктория Хэммонд Страница 50

— Думаю, что мы вдвоем должны сказать им. Давай пообедаем вместе с ними. — Мысль о семейной трапезе вдруг чрезвычайно понравилась Марии. Она с болью осознала, что ей не хватает теплой атмосферы таких семейных сборищ.

— Нет. От их постоянных перепалок пища плохо переваривается. Кроме того, я люблю есть один, как тебе известно. Мы спустимся к ним после ужина. Твой любимый цвет — зеленый. Почему бы не перекрасить стены в этой комнате в бледно-зеленый?

— В этом нет необходимости. Теперь, когда ты повесил эту картину, меня все здесь устраивает. Во всяком случае, лучше потратить оставшуюся у меня энергию на подготовку комнат для малыша.

— У тебя есть какие-нибудь идеи?

— Весьма смутные. Мне хотелось бы покрыть стены детской фресками — что-нибудь фантастическое — как в снах счастливых детей. Древний затерянный город, скрывшийся под морем. Волшебный лес, населенный радужными феями и дружелюбными экзотическими существами. Не знаю.

— Сапфировое звездное небо. Улыбающиеся ангелы, плывущие на облаках, — предложил Карло.

— Нет, не ангелы.

— Почему нет?

— Я видела слишком много комнат, украшенных ангелами. Я хочу чего-то более необычного. — Настоящая причина заключалась в том, что у Марии ангелы ассоциировались с Федериго и их спальней в палаццо Карафа, но она не могла сказать Карло об этом. — Почему бы тебе не попросить одного из друзей-художников, чтобы он набросал для нас какие-нибудь идеи?

— Я об этом думал, но мои друзья — нет! Они не сильны в фантастических сценах. Я найду художника, который специализируется на таких сюжетах.

— Хорошо. — Мария встала и потерла себе поясницу.

— Наверно, он будет работать с командой, но все же уйдут недели. А я не могу вынести мысль, что останусь здесь среди художников и шума. По-видимому, нам с Беатриче придется пока переехать в незанятую часть дворца.

— Может быть, и нет, — возразил Карло, задумчиво потирая подбородок.

— Что же тогда делать?

— Ты отправишься со мной в путешествие.

— Ты же знаешь, что я не люблю покидать Неаполь.

Сильвия вернулась, и они наблюдали, как она ставит поднос на стол и наливает им напиток.

— А ты быстро справилась, — заметил Карло.

— Я всегда держу все наготове, ваша светлость. Нужно лишь добавить сыворотку и подогреть напиток.

Она поместила между ними маленький столик и перенесла туда напитки, любуясь этим редким зрелищем: ее госпожа и молодой хозяин сидят и подкрепляются вместе, как другие супружеские пары. Она не понимала их странных отношений, поскольку никогда не сталкивалась ни с чем подобным. Грустно было смотреть, как ее госпожа сидит за трапезой в одиночестве. По вечерам Мария часто ужинала рано, чтобы поесть за компанию с Беатриче. И все-таки даже Сильвия понимала, что вынужденное одиночество Марии в этом браке гораздо предпочтительнее, нежели навязчивое общество предыдущего мужа. Принцу Карло, кажется, понравился напиток, а ведь он был весьма привередлив. Сильвия возблагодарила Бога. Возможно, этот брак еще наладится. Они обсуждали совместное путешествие. Сильвия от всего сердца надеялась, что будет сопровождать их, поскольку, выходя из комнаты, услышала, как принц Карло говорит, что они отправятся к Святой горе.

о времени свадьбы Карло побывал в замке Джезуальдо три раза, но только теперь Мария согласилась сопровождать его туда. Она настояла, чтобы с ними поехала Беатриче, хотя ни Карло, ни Беатриче этого не хотели. Замок находился в предгорье Апеннин, вдали от цивилизованного общества. Одиночество страшило Марию, и она надеялась, что общество дочери ее утешит и развлечет. Повзрослев, Беатриче стала наблюдательнее, и ее лукавые замечания и способность, несмотря на невинность, проникать в суть вещей забавляли Марию.

Зима окрасила пейзаж в свои тона, и теперь снег блестел на солнце. Вдали на горизонте вздымались Апеннины, такого же стального голубого цвета, как и небо, а их заснеженные вершины возвышались над низко плывущими облаками.

Мария задрожала. Карло довольно нежно запахнул на ней плед из медвежьей шкуры. Сейчас она была на третьем месяце беременности, у нее округлилась талия и появился небольшой животик. Карло хотел, чтобы ее и их будущего ребенка благословила Черная Богоматерь Монтеверджине. Монастырь, в котором находилась эта знаменитая икона, был в Авелино, всего в нескольких километрах от замка Джезуальдо, и Карло настоял, чтобы на этот раз Мария сопровождала его в замок, ибо позднее ей придется избегать таких дальних поездок.

Они переночевали в одной из сельских вилл Карло, продолжив путешествие ранним утром. К полудню их окружали могучие скульптурные формы Апеннин. Карло учел, что уйдет много времени на дорогу, и рассчитал все так, чтобы прибыть в монастырь до наступления темноты. Однако подъем по крутой петлявшей тропинке был тяжелым. Копыта лошадей и колеса кареты вязли в снегу, Мария была в ужасе и ощущала дурноту. Дважды карету останавливали, чтобы она могла выйти, так как у нее были позывы к рвоте. Беатриче сжимала ее руку, а Карло придерживал сзади за талию, чтобы Мария не поскользнулась на снегу. Хотя и начало темнеть, белизна снега слепила. В карете Мария клала Карло на плечо разболевшуюся голову, а он вытирал пот с ее лба. Встревоженный ее бледностью, он прошептал:

— Мне не следовало привозить тебя сюда.

— Да, не следовало, — вторила ему Беатриче.

Через полчаса они добрались до монастыря. Внутри их ожидали пылающий камин, здоровая пища и чистые постели. Мария не могла даже смотреть на еду. Скоро она уснула в теплой постели и проспала одиннадцать часов.

Она хорошо отдохнула и горела желанием сопровождать Карло и Беатриче в часовню, чтобы получить благословение Богоматери Монтеверджине. Карло рассказывал ей, что эта древняя икона — самая большая в мире.

Карло опустился перед иконой на колени, коснувшись лбом пола. Мария преклонила колени, насколько ей позволил округлившийся живот. Беатриче постояла пару минут, открыв рот, прежде чем последовать их примеру. Эта древняя икона действительно вызывала благоговение, и не только из-за своих размеров, Она не была величественной. Как ни странно, напротив. Ее сила крылась не в небесных свойствах Пресвятой Девы, а скорее в том, что она была земной. Художник девятого века изобразил ее в виде молодой неаполитанки, темноволосой и смуглой — отсюда ее популярное название «Черная Богоматерь». Как ни парадоксально, именно ее земная природа придавала ей таинственную ауру. Она была отсюда, с этой земли, и Мария чувствовала, что Пресвятая Дева близка ей.

Карло поднялся с коленей и, приложив руку к животу Марии, шепотом помолился по-латински о том, чтобы у них родился здоровый сын, и чтобы Богоматерь Монтеверджине отныне всегда защищала его. От тепла его руки Мария снова ощутила тошноту и молча попросила Черную Богоматерь прийти ей на помощь, чтобы ее не вырвало в минуту, столь священную для Карло. Неимоверным усилием ей удалось удержаться, и она лишь украдкой приложила ко рту носовой платок, испачкав его.